Солнце и сталь
Шрифт:
Что там? Царство хаоса из пляшущих огней или что-то другое, непонятное, непредставимое?
Конрад нагнал в степи одинокого иаджуджа, который скакал куда-то на тощем маленьком верблюде, убил стервятника и снял его лицо. Хотя он каждый день начинал и заканчивал молитвами Солнцу и по--прежнему шел на Юг, что бы отыскать источник силы Нэтока, Пустошь начала его самого превращать в иаджуджа.
Он исхудал, и кожа его не просто потемнела, а почернела на палящем Солнце. Он привык к просторному халату и шароварам, а козлорогий казался ему более удобным для езды, чем обычный конь.
Появись
Однажды, передвигаясь ночью, он наткнулся на двух иаджудж. Стервятники сидели у костра и жарили свой ужин. Это бы иаджудж из племени Змеиных Шкур. Они вспороли ему живот и сейчас поджаривали на углях куски печени и почки. Запах стоял одуряюще прекрасный. Сотрапезники принадлежали к разным кланам, это было удивительно, но сейчас было удивительное время для Пустоши. Увидев, что Кожелицый один и как будто не собирается нападать, они сделали приглашающие жесты. Слишком далеко от родных кочевий, слишком далеко от клановой вражды и верности старым клятвам. Конрад откуда-то знал, что они паломники. Как и он сам, эти двое, Сын Гиены и Скачущий С Ветром искали Старую Эребию, искали место, где обычный козопас из ничтожного племени Сломанных Ножей стал полубогом.
Он теперь много знал о Пустоши, больше, чем слышал в Ираме, и должно быть больше, чем любой из живущих.
Ночами он разговаривал с лицом убитого.
Того Кожелицого, чье лицо он примерил ночью одной Луны звали Галиб и он был первым бойцом своего клана. Галиб рассказал ему о том, как жил. Пока Конрад носил его лицо, душа Галиба оставалась неупокоенной. Конрад бросил его лицо на камни, и видел как то, что было Галибом, утащил вислоухий шакал. Отправился ли теперь Галиб в рай для иаджудж или все еще бродит призраком по Пустоши?
Паломники протянули ему кусок печени. Конрад принял дар одной рукой, а второй ударил Сына Гиены ножом в сердце. Он был мертв прежде, чем упал. Скачущий С Ветром вскочил, занося для удара кривой меч, но Конрад кованым наручем отбросил его удар в сторону, вонзил нож в пах иаджуджа и рванул вверх, распарывая живот до самой груди.
Он бросил раненого умирать и поскакал дальше, как можно дальше от каннибальской трапезы.
На следующий день он встретил еще троих иаджуджей. В этой безлюдной местности стервятники перемещались поодиночке, что было немыслимо на Севере, и убил он их всех. Ему пока не нужны были новые личины. Он просто хотел убивать "врагов иного рода", вонзать в их тело меч и проворачивать клинок в ране.
Конрад не знал, сходит ли он с ума, или это все Пустошь.
Он боялся, что потеряет себя и станет скитаться по Пустоши без цели, просто гонимый палящим ветром и жаждой убийства.
Когда ему казалось, что он уже забыл себя прежнего, он вызывал в памяти образ Эсме. Это напоминало ему о себе прежнем. Чем дольше длилась разлука, тем сильнее становилась его тоска. И его любовь. Конрад цеплялся за свои чувства к принцессе Зихии как утопающий держится за соломинку.
Я Конрад де Фер, сын Альбрехта. Я Сын Солнца и рыцарь. Я поехал в Ирам сражаться за род людской против Псов Хаоса. Я помню, как Эсме танцевала среди фонтанов Львиного Сердца. Среди фонтанов Львиного Сердца. Я помню. Я Конрад де Фер.
Его укусил огромный скорпион. Конрад надрезал рану, выпустил часть яда, но часть все равно проникла в кровь. Полдня он еще держался в седле, а потом упал. Он рухнул среди песков и камня, там, где не было даже редких колючих кустов и даже жесткой травы. Такие участки открытой, плоской пустыни, лишенной воды и растительности, имадийцы называли солнечными наковальнями. Он лежал в бреду, и чувствовал, как лучи Солнца прибивают его к камню, которому суждено стать смертным ложем. От яда и жара он стал бредить.
Бредить водой, бредить смертью, вспоминать свою короткую, полную сражений и опасностей жизнь. Он сам избрал ее.
Конрад был солнцепоклонником, он принял эту веру, в которой ощутил больше света и истины, чем в угрюмых и жестоких культах старой Васкании. Но он, избравший Свет, всю жизнь проливал кровь. Пусть он не делал сознательного, нарочитого зла, но скольких он отправил на тот свет? Скольких? Он не помнил уже. Когда я последний раз очищался от крови?
– подумал умирающий Конрад. Когда последний раз с меня снимали проклятие пролитой крови?
Выходило, что еще на Исола Темпеста.
Конрад не боялся мести мертвых. Он даже не сожалел о них, ведь те, кого он убил, бросались на него с мечами в руках. Даже Язир, пока у него еще была рука. Но пролитая кровь все равно на нем. Кровь открывает двери между мирами. Я не двери, я целые врата прорубил в иной мир - невесело усмехаясь, подумал Конрад.
Конрад допил воду. К чему экономить, у него все равно нет сил, что бы снова взобраться на спину козлорогого и добраться до какого-нибудь источника.
В небе парили стервятники. Настоящие стервятники, птицы с голыми шеями, а не двуногие, в грязно-белых халатах.
Конрад вытащил из ножен меч и слабеющей рукой сжал его эфес. Не что бы отбиваться от стервятников, а что бы уйти с мечом в руке.
Тут щеки его коснулось что-то мягкое и прохладное. Не веря своим глазам, Конрад смотрел на распустившийся у самого его лица нежно-голубой цветок. Конрад приподнял голову. Там, где несколько минут назад был раскаленный камень, теперь цвели цветы. Голубые, алые, желтые, нежно-розовые и багровые. Они цвели прямо из камня, но камни тут же трескались, из разломов поднималась свежая сочная трава.
Конрад понял, что умирает.
К нему шел высокий, тонкий человек. Казалось, что головы у него нет, там, где должна быть голова, сияло Солнце. Но и когда человек подошел ближе и уже не заслонял собой солнечный диск, лицо его все равно будто светилось. Он шел босиком, и там, где ступала его нога, расцветали цветы, и поднималась трава.
– Здравствуй, Конрад.
– мягко улыбаясь, сказал удивительный человек.
– Здравствуй, Цветочный Король. Я думал, ты всего лишь сказка.
– Иногда я и сам так думаю.
– ответил Цветочный Король, протягивая Даннайцу руку. Конрад подумал, что Цветочный Король смеется над ним. Рука его была узкой и изящной, а Конрад, хоть и похудел в Пустоши, оставался человеком огромным и тяжелым. К тому же у него совсем не было сил. Но он взял руку Цветочного Короля и встал.