Солнце любви [Киноновеллы. Сборник]
Шрифт:
КНЯЗЕВ. Не стану спрашивать: «Быть или не быть?». Смешно. Ответ один. В ученьях иль в сраженьях только пот и кровь... О, жизни скука смертная! Ужели тяжелей небытие, забвение, безвестность? Век героев в прошлом. И век поэтов тоже. Уйти. Исчезнуть.
Звучит выстрел.
За деревьями Хор и фигурки Глебовой и Ахматовой в простых платках. Это на кладбище.
АХМАТОВА. Пусть Хор споет нашу песню. Я ее сплела, как венок на могилу поэта...
ХОР Высокие своды костела Синей, чем небесная твердь... Прости меня, мальчик веселый, ЧтоСмоленское кладбище с фигурками Глебовой и Ахматовой.
Отзвуки «Реквиема» Моцарта.
Эмблема кабаре «Бродячая собака», как занавес, свивается. На стенах в гостиной афиши «Русских сезонов» в Париже... Хор девушек и юношей в современных одеждах, составляя публику, рассматривает афиши; здесь все действующие лица, кроме Ольги Высотской и Всеволода Князева.
ГЛЕБОВА. Что ты любишь балет, понятно. Ты гибка и пластична, как балерина.
АХМАТОВА. Не балет я люблю, а поэзию танца, вот как танцует Анна Павлова, лебедь наш непостижимый... Или Карсавина...
ХОР Балет из Франции пришедший В Париж вернулся, как нездешний, Поэзией Востока полн, Как море из летучих волн, С игрой русалок и дельфинов, Иль Павловой, в полете дивной, Или Нижинского прыжки - И вдохновенны, и легки! Не Петипа, его уроки Творит, как гений танца, Фокин. И музыка, чья новизна Ликует негой, как весна. Явилось русское искусство, Как счастья сладостное чувство!Сцена среди зала обозначена голубым ковром XVIII века и настоящими деревянными амурами того же века при канделябрах, а также выложена зеркалами и окружена гирляндами живых цветов...
СУДЕЙКИН. Невиданная интимная прелесть!
ПРОНИН. Сам восторгается тем, что сотворил. Ты прав. Знаешь, нам нужна сцена побольше и зал. Но интимная обстановка XVIII века здесь, в нашем подвале, ничем не заменима, как балерина, кавалер ордена Бродячей собаки.
СУДЕЙКИН. Она!
Выходит Карсавина в легком платье, как с рисунка с натуры С.Ю.Судейкина.
Музыка - трио на старинных инструментах, включая клавесин.
ПРОНИН. Прима-балерина «Русских сезонов» в Париже Тамара Карсавина!
Рукоплескания, как шум дождя.
У сцены клетка, сделанная из настоящих роз; в ней сидел Амур, который при появлении балерины Карсавиной оживает, и она выпускает, ко всеобщему восхищению, живого ребенка-амура...
Звуки клавесина, напоминающие жужжание пчел на лугу весной...
КАРСАВИНА танцует «Французский карнавал, или
Публика, судя по возгласам многочисленная, стонет, вздыхает от восторга и рукоплещет...
ГОЛОСА. Очаровательно! Умопомрачительно хорошо! Чудесно!
Во время выступления танцовщицы основные действующие лица исчезают, а с завершением танца предстают в маскарадных костюмах, на первый взгляд, то ли как зрители XVIII века, то ли как актеры.
Хор выстраивается.
ЛАРА. Декорация и танец несравненной Карсавиной были столь чудесны, как волшебство, что, кажется, стены и своды подвала раздвинулись, вечер наш будет иметь продолжение как бал-маскарад, когда театр и жизнь сливаются в реальность, сиюминутную и вечную.
Все приходит в движение.
Бал-маскарад. Хоровод масок в непрерывном движении - под звуки то польки, то вальса, то марша... Корифей, Пигмалион, раб, Галатея, Афродита в сопровождении Хора сатиров и нимф...
КОРИФЕЙ. Мы в хороводе масок первейшие лица, не правда ли?
РАБ. Разумеется, если я раб первейших лиц из подвала, то есть Элизиума.
ПИГМАЛИОН. Я царь Кипра, острова Киприды.
АФРОДИТА. Ну, а я кто, всем известно. Достаточно на меня взглянуть...
ПИГМАЛИОН. О, Афродита!
ГАЛАТЕЯ. Пигмалион! Кажется, вы влюблены в меня, Галатею беломраморную, ожившую для любви?
ПИГМАЛИОН. Безумно. Смотри, кто это? Очень похожа на тебя, тоже в белоснежной тунике с пурпурными нитями орнамента.
ГАЛАТЕЯ. Я думаю, перед нами Сафо.
АХМАТОВА в маске, в сопровождении Недоброво, звучит ее голос откуда-то сверху::
Целый год ты со мной неразлучен, А как прежде и весел и юн! Неужели же ты не измучен Смутной песней затравленных струн, - Тех, что прежде, тугие, звенели, А теперь только стонут слегка, И моя их терзает без цели Восковая, сухая рука...Доктор Дапертутто (Мейерхольд) с арапчатами, которые бросаются апельсинами...
ДОН ЖУАН (Гумилев) Моя мечта надменна и проста: Схватить весло, поставить ногу в стремя И обмануть медлительное время, Всегда лобзая новые уста. А в старости принять завет Христа, Потупить взор, посыпать пеплом темя И взять на грудь спасающее бремя Тяжелого железного креста! И лишь когда средь оргии победной Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный, Испуганный в тиши своих путей, Я вспоминаю, что, ненужный атом, Я не имел от женщины детей И никогда не звал мужчину братом.ГУМИЛЕВ. Все так. Только две последние строки не совсем точны.
ДОН ЖУАН. Кто ты такой?
ГУМИЛЕВ. Твоя тень, или твое изображение в зеркале. Если ты имел женщин, значит, и они имели кое-что от тебя. Просто ты их бросал, прежде чем они обнаруживали последствия.
ДОН ЖУАН. Пожалуй.
ГУМИЛЕВ. И братом может назвать тебя всякий мужчина, с которым ты, ведая о том или нет, распил вино из одной и той же бутылки.
ДОН ЖУАН. О, дьявол!
Две маски - Ольга Высотская и Алиса - следят за Дон Жуаном, узнавая в нем Гумилева.