Солнце поднимается на востоке(Документальная повесть)
Шрифт:
С одной стороны дороги кутались в молочную пелену тумана низкорослые кусты, с другой — до самого горизонта — тянулась гладкая, как стол, равнина.
Над равниной поднимался кумачовый диск солнца. Он медленно и торжественно всплывал за полосатой грядой облаков. Новый день, рождаясь в его золотых лучах, стремительно и неудержимо летел по русской земле с востока на запад.
Один из этих лучей, проникнув за толстое ветровое стекло «оппеля» и миновав задремавшего Шверера и угрюмого Банфельди, коснулся лица Тамары. Он долго ласкал это изувеченное лицо, и, наконец, ресницы на левом глазу девушки дрогнули. Маленький ясный зрачок
Банфельди первый заметил случившееся. Он несколько раз отпихивал от себя сползавшее с сиденья тело Тамары и, вдруг догадавшись, толкнул в спину Шверера.
— Господин подполковник, господин подполковник! Она умерла…
Взвизгнули тормоза. Сорвав с ветрового стекла смотровое зеркальце, Шверер рысью обогнул машину, открыл дверцу и поднес зеркало к губам Тамары. Поверхность зеркала оставалась чистой. Задыхаясь от бешенства, Шверер выволок тело Тамары на дорогу. Подполковника била истерика. Трясущимися руками вытащил он из заднего кармана пистолет и в неутолимой бессильной ярости разрядил всю обойму в лежащее перед ним тело.
Потом он сидел в машине и нюхал пузырек с кокаином. Дерка и Шпирк вырыли шагах в двадцати от дороги неглубокую яму. Банфельди сходил в машину за «лейкой» и, сверкая на солнце объективом, несколько раз сфотографировал Тамару. Потом тело опустили в могилу и забросали землей, тщательно заровняв это место.
В Алексеевку машины вернулись поздно вечером. А ночью поселок, где расположился немецкий гарнизон, бомбила советская авиация. С ревом проносились «Илы» и «Яки». Рвались боеприпасы, пылали склады с продовольствием и снаряжением, в панике разбегались по улицам обезумевшие от страха фашисты.
Поставив последнюю точку, полковник Григорий Терентьевич Голинчук встал из-за стола и подошел к окну. Рапорт руководству по «Делу разведчицы Дерунец» был окончен, в «Тамарину папку» был вложен последний документ.
Стоя у окна, глядя на шумные московские улицы, на вереницы машин, на людские потоки, непрерывно текущие по тротуарам, Григорий Терентьевич думал о многом: перед ним еще раз проходили все те, кого узнал и с кем познакомился он за эти долгие «Тамарины» месяцы. И хотя полковник Голинчук прожил на свете уже не один десяток лет, перевидел много и хорошего и плохого. «Дело Тамары» еще и еще раз убедило его в том, что нет на свете силы сильнее, чем любовь к своей Отчизне, к своему народу.
…За стеной гулко пробили часы. Взяв со стола «Тамарину папку», полковник Голинчук отправился на доклад к генералу.
…На стене — в скромной деревянной рамке — портрет худощавого человека в обыкновенной солдатской гимнастерке, с небольшой бородкой. В ясных и твердых глазах, за волевым, проницательным прищуром — чуткая внимательность, мудрая человечность. Это — Дзержинский.
И хотя нет никакого внешнего сходства между человеком на портрете и хозяином комнаты, сидящим под этим портретом за письменным столом, мы невольно отмечаем в облике этих двух людей нечто общее, более существенное, значительное,
Полковник Григорий Терентьевич Голинчук рассказывает нам о найденных им совсем недавно новых документах «Тамариного дела». Иногда он открывает лежащую перед ним на столе «Тамарину папку», надевает очки и читает какую-нибудь справку или выписку. В такие минуты кажется, что перед нами сидит старый, добрый учитель, рассказывающий о своем любимом ученике.
— Вот то, чего так добивался от Тамары Дерунец подполковник Шверер и чего ему так и не удалось добиться, — говорит Голинчук.
Узкая, пожелтевшая от времени полоска бумаги, и на ней еле заметная машинописная строка: «Солнце поднимается на востоке».
— Это та самая контрольная фраза, которая была сообщена Тамаре перед самой выброской. Если бы Мария Жукова знала эту фразу, фашистам удалось бы вызвать разведгруппу Брянского фронта на заранее подготовленное место, захватить и уничтожить ее. Но Жукова не знала контрольной фразы, а Тамара Дерунец не выдала ее врагам.
Сурово сдвинув брови и перебирая какие-то бумаги в «Тамариной папке», полковник рассказал нам и о судьбе предательницы Родины Марии Жуковой. После гибели Тамары Жукова была отправлена в Германию, где продолжала работать в фашистской разведке. Когда кончилась война, Жукова по подложным документам вернулась в Советский Союз, но была разоблачена и осуждена советским судом.
От Курска до районного центра Тим, неподалеку от которого расположена деревня Кировка, чуть больше семидесяти километров. Машина бежит по гладкому асфальтированному шоссе, мимо широких полей и лобастых холмов, мимо белостенных хат. Когда-то в этих местах шли кровопролитные бои — гремела артиллерийская канонада, двигались лавины танков, вгрызалась в землю пехота. Здесь — на этих полях, среди этих холмов — решалась полтора десятка лет назад судьба одного из величайших сражений Великой Отечественной войны — Курско-Орловской битвы.
Тим — небольшой городок средней полосы, с широкими заросшими лопухами улицами, вдоль которых под сенью развесистых деревьев, надежно, как солдаты в строю, стоят коренастые деревянные домишки, с мощенной крупным булыжником центральной площадью и двухэтажным зданием райкома посередине.
Над его крышей развевается красный флаг, у подъезда стоит неизменный запыленный работяга — «газик»…
— Во время войны враг придавал особое значение тимскому стратегическому узлу, — рассказывал нам первый секретарь Тимского райкома КПСС Николай Гаврилович Жихарцев, когда мы объяснили ему цель своего приезда. — За город шли кровопролитные бои, он несколько раз переходил из рук в руки. По сути дела, Тим был ключом к Курску. Так что понятно, почему фашисты любой ценой старались получить сведения о советских разведчиках, которых наши готовили к выброске в этот район.
Мы спросили у Жихарцева о Вере Яковлевой.
— Как же, знаю, — улыбнулся Николай Гаврилович, — одна из лучших колхозниц нашего района. Недавно приняли ее в партию. Таня Яковлева и Мария Осиповна тоже работают в колхозе. Да вы можете к ним подъехать, тут совсем недалеко.
И вот мы в доме Яковлевых. За столом сидят Таня, Вера и Мария Осиповна. Мы рассказываем о героической гибели Тамары. Таня и Вера, нахмурив брови, молчат, а Мария Осиповна прикладывает к глазам концы своего белого головного платка.