Солнце в «Гнезде Орла»
Шрифт:
— А здесь нет мечети, нет храма, может, и выстоял бы, — вставил Рабадан.
— Руины — вот что осталось от вашего Нового Чиркея! Надо быть, слепыми, чтоб не видеть всего этого; я не поверю, что это не заставит вас призадуматься, — сказал Амирхан.
— Радуетесь!.. Как вы смеете? Пусть этот город разрушен, но мы построим новый, совсем новый город! Слышите вы, построим, именно здесь, сметем руины и построим! — Лицо Султанат вдруг преобразилось, прояснилось.
— Не будет здесь ничего! — возразил Амирхан.
— Будет!
— Не будет, потому что, я сам слышал, ученые ошиблись, избрав это место!
— Будет, не торопитесь желаемое выдать за действительность! Будет здесь плотина, старики, будет здесь электростанция, будет море. Солнце будет сиять в «Гнезде Орла». Солнце! Слышите вы меня, старики!
— Посмотрим.
— Запомните мои слова, будет здесь кипеть новая жизнь! Новая, новая, новая! — повторяла неистово Султанат.
И гордая женщина, выразив этими уверенными словами весь свой гнев и ярость, которые давно просились наружу, верная тому, что сказала, сознающая, что правда на ее стороне, отошла от них и заспешила к членам комиссии, осматривавшей разрушения. Ее, видимо, спросили, что за люди и о чем был разговор, потому что все обернулись и посмотрели в сторону стариков. Ашурали понял это, и ему стало неловко, он, не потерявший еще власти над этими людьми, буркнул:
— Уйдемте отсюда! Плохо, когда язык опережает мысли!
Вдруг люди заметили, что исчезла река, да, да, та самая река, на которой начали воздвигать плотину. И тут же по туго натянутым проводам полетела эта весть в центр — весть тревожная, повергшая всех в недоумение:
— Исчезла река!
— Какая река?
— Сулак исчез. Сулак, понимаете!
— Куда исчез?
— Река не корова, река не теленок, поищите, где-нибудь найдете, волк ее не может съесть.
— Вы смеетесь! Как может исчезнуть река, да еще такая река! Могучий Сулак исчезнуть не может. Вы с ума сошли.
— Вапабай, вахарай, он не верит, э, не верит, э! — возмутился Мустафа. — Да я с тобой на человеческом языке говорю. Нет реки, нет Сулака! — И парторг положил трубку, встал из-за стола, пожимая в недоумении плечами. — Попробуй докажи им…
— Ничего, строители позвонят, и тогда-то они поверят! — замечает Султанат.
— Да, но и нам надо что-то делать. Я пойду соберу людей и пошлю их по руслу реки, может быть, обнаружат, ведь не может она исчезнуть без следа.
— Это опасно, — предостерегает Султанат, — а если она притаилась? Хитрая и жестокая, она на все способна… Бесстыжая… — заговорила Султанат, на мгновение представив себе женщину с распущенными волосами.
— Ты это о чем? — с недоумением спросил Мустафа.
— О реке, о чем же, — смутилась Султанат. — Дай я еще разок попытаюсь связаться.
Парторг направился к выходу, а Султанат подошла к столу, взяла трубку:
— Алло, алло!
В это действительно было трудно поверить. Разве бывает так, чтобы исчезла река, да, да, целая река, которая обозначена на географической карте, и не какая-нибудь там безымянная речушка, а река, которая должна была двигать не мельничные жернова, а мощные турбины в двести пятьдесят тысяч киловатт каждая. И такая река вдруг исчезла:
— Алло! Дайте город! Город прошу! — кричала в трубку Султанат. — Штаб! Занят? Так что ж там, один телефон на весь штаб, что ли? — Султанат с досадой бросает трубку и вдруг замечает на себе пристальный взгляд стоявшей в дверях высокой смуглой женщины. Какие у нее большие глаза и сколько в них горечи! И эта глубоко затаенная на краях припухших губ улыбка. Во всем ее облике было вместе с тем что-то завораживающее и грозное. Черным дымом спадающие на плечи волосы делают ее похожей на цыганку. Султанат, кажется, где-то уже видела ее. И вдруг мелькнуло: «Неужели она?!»
Черная Хамис… Люди говорили, что она дочь актрисы, той знаменитой актрисы, в которую стреляли из-за угла, бросали камнями, оскорбляли… Это было в двадцатые годы. Но она не бросила театра, наперекор всему она пошла своей дорогой и сломила невежество, ограниченность тех, кто желал ей позора, жаждал ее смерти. А теперь они аплодируют ей, преподносят ей цветы, берут у нее автографы. Как меняются времена! И неужели эта незнакомка — дочь той актрисы? Да нет, это чья-то выдумка.
— Мне правду сказали, — утвердительно молвила женщина, не сдвинувшись с места; она четко, будто вбивала гвозди, произносила слова.
— Что сказали? — быстро спросила Султанат.
— Что у Хасрета красивая жена. Да, это правда, но я не завидую…
— А мне нет дела до того, завидуете вы или нет! — Это уже был голос Султанат, гордый и решительный. Теперь не было сомнений, что перед ней стояла Хамис. — Что вам угодно? — Султанат перебирала в руках разноцветные карандаши. Она всегда в минуты волнения перебирает в руках карандаши или сцепляет — одна к другой — скрепки.
— Где он? — спокойно спросила Черная Хамис.
— Кто? — словно очнулась Султанат.
— Ты хорошо понимаешь, о ком я спрашиваю. Напрасно думаешь, что я без ума от него. Но все равно трона к водопою проложена.
«Что она говорит, какая тропа, что за водопой, чего эта женщина хочет?» — Султанат уже еле сдерживала себя, но молчала, а говорила лишь та, другая; будто издалека, из какой-то бездны доносились ее слова.
— До вчерашнего дня я не знала, что у него есть жена. Он недостоин тебя…
— Уходите, умоляю вас, оставьте меня! — Карандаш выпал из рук Султанат и покатился по стеклу.
— Не будьте истеричкой, — переходя на «вы», ироническим голосом выдохнула Хамис. — Возьмите себя в руки. Выпейте воды и успокойтесь. — На минуту она будто прислушалась к какому-то отдаленному голосу. — Ну что же, я могу уйти, но все равно я его найду!
Глаза у Султанат потемнели, будто их коснулась черная тень хищной птицы.
— Он нужен мне, — продолжал ненавистный голос. — Нужен только сегодня, сейчас. Дома он? Пьяный? Ничего, он мне такой и нужен. И ничто не удержит его, если он познал сладость тайной страсти.