Солнце взойдёт
Шрифт:
«Не существует такой вещи, как идиллия. Настоящая жизнь тяжела, грязна и утомительна — ежедневные походы на работу, необходимость бриться, мусорные мешки, разодранные ночью соседским котом. Даже в бесконечной вселенной нет такого места, где тебе удастся раздобыть пластмассовую вилку, которая не ломается.
Следовательно, эта идиллия, в которой я оказался, — искусственная, и кто-то засунул меня сюда, чтобы я не болтался под ногами. Действительно, очень умно: если ты хочешь, чтобы кто-то оставался под замком, помести его в такую тюрьму, из которой ему не
Он подумал об отце Илоны, который каждый день моет телегу, которому не дозволяется ходить по свежевымытым полам, которому приходится удаляться в сарай с инструментами каждый раз, когда он захочет выкурить трубку. Интересно, что этот бедолага сделал такого, чтобы оскорбить вышестоящих? Должно быть, что-то ужасное.
Придя к этому заключению, он утвердился в мысли сбежать отсюда. Он думал так:
Эта идиллия — искусственная, правильно?
Значит, ее кто-то сделал. Это вещь.
А вещи ломаются, когда бьешь по ним.
Фокус только в том, чтобы найти правильное место. Десять лет колки дров в другой треклятой идиллии научили его, что нет смысла выходить из себя и лупить по чему ни попадя большим топором, поскольку все, к чему это приводит, — это сломанные топорища. Необходимо найти трещину, изъян, щель, порок, прослойку в структуре древесины — и ты пройдешь насквозь, как мороженое проходит сквозь днище стаканчика в солнечный день.
Сто семьдесят лет, проведенных в Департаменте Работ, научили его, как следует смотреть на небо и горизонт, чтобы найти место склейки.
Он подождал до сумерек, прячась в стоге сена за кузней. Когда наступила полночь, он вылез наружу и посмотрел вверх. Ночь была ясной, и звезды сверкали на черном бархате неба как фальшивые бриллианты. Отлично. Тем ему будет проще.
Небо, с его миллионами мерцающих точек света, — это в конечном счете всего лишь обои, налепленные туда, чтобы прикрыть трещины в небесном своде, возникшие в результате использования дешевой, купленной оптом штукатурки. Как и с любыми обоями со стандартным рисунком, приходится немало повозиться, чтобы края совпали.
Если смотреть достаточно долго и знать, что ты ищешь, рано или поздно обнаружишь место, где обойщик напортачил; где созвездие, которое на самом деле называется Зубочисткой Адониса, раздваивается по обе стороны невидимой, миллиметровой толщины линии, или космос вздувается бугром над неразглаженным пузырем воздуха.
Если проследить невидимую линию до уровня земли, можно найти дерево, чьи ветви с одной стороны растут немного выше, чем с другой. Это и есть место склейки. Бьорну это было известно, поскольку и он в свое время провел немало дней, стоя на стремянке с ведром клея и длинной кистью. Он знал даже, что находится под звездами…
(…Довольно неприглядный красноватого цвета бетон, очень выкрошившийся, со следами опалубки и мелькающими то тут, то там сучками и никотиновыми пятнами. Многие хотят знать, что было до Великого Взрыва; так вот — там, где сейчас
Если нет большой спешки, можно просто отслоить уголок обоев, отогнуть его и проскользнуть в отверстие, вновь прикрыв его за собой. Ну а если вам наплевать, вы можете просто заложить под корни дерева связку динамитных шашек, отойти в сторонку и закурить сигарету, затем неосторожно выбросив окурок.
Смотрисам смахнул пыль с того, что мы в интересах удобства выражения будем называть глазами, и тупо взглянул вверх, обнаружив, что на него смотрят определенно неприветливым взглядом. Это было не настолько плохо, как глядеться в зеркало, но недалеко от того.
— На ноги, — произнес Бьорн. — Пошевеливайся, я не собираюсь, черт побери, торчать здесь весь день.
Смотрисам моргнул.
— Простите? — переспросил он.
— На ноги, — повторил Бьорн. — Давай, поднимайся, а то получишь сапогом по… — Он осекся и нахмурился. — Правда, похоже, что их у тебя нет, но всегда можно что-нибудь придумать.
Смотрисам поспешно вскочил.
— Нет-нет, — быстро проговорил он, — я совсем не хочу, чтобы вы утруждались из-за меня. Вы что-то хотели?
— Узнать, где здесь выход.
— А-а. — Смотрисам несколько съежился и отступил назад. Ему всегда хотелось знать, что это такое — быть по-настоящему испуганным; что ж, похоже, он не так уж много приобрел. — Здесь, правду сказать, может возникнуть небольшая сложность, потому что его здесь нет. По крайней мере, не в этом измерении. Я хочу сказать, это не совсем выход. В прямом смысле слова, — добавил он.
— Вздор, — прервал Бьорн. — Если есть яйцо, его всегда можно разбить. И кстати…
— Сюда, пожалуйста.
И в этот момент Джейн очнулась. Ее пришибло, как это ни странно, падающей звездой, и затем, долей секунды позднее, — куском штукатурки толщиной в человеческую руку. Она застонала.
Тридцать секунд — вполне достаточное время для того, чтобы просмотреть весьма длинное и замысловатое сновидение, и Джейн приснилось, что она лежит, привязанная к железнодорожной шпале, в подвалах какого-то неопределенно-зловещего здания, в то время как некий монстр, умудряющийся выглядеть в точности как самый мрачный из ее кошмаров, прячется за чем-то вроде гигантского ткацкого станка и объясняет ей, что с этих пор все, что случится в мире, будет официально считаться ее виной. Вот в чем основной недостаток сновидений, приходящих к тебе в подвалах Департамента Справедливости: никакого воображения.
— Ох, — произнесла она, — Ох, черт!
Этот момент представляет определенную сложность для описания, поэтому мы сначала уберем с дороги Смотрисама. Когда Бьорн обернулся, увидел Джейн и воззрился на нее, Смотрисам нырнул за кусок стены, быстро на цыпочках удалился и обнаружил, что находится посреди травянистого луга. Поняв, что попал не туда, он повернулся, чтобы вернуться обратно, но обнаружил, что дыра, через которую он только что вышел наружу, мистическим образом исчезла, заменившись раскидистым слегка асимметричным деревом.