Солнцеравная
Шрифт:
— Мое самое заветное желание для нас обоих — поскорее снова начать стрелять вместе, — тихо сказала Пери. — Як вашим услугам.
— Полагаю, на этот раз меня будешь учить ты, — отвечал он.
Хотя тон у него был шутливый, по моему загривку пробежал холод.
— Я навечно останусь вашей ученицей, — сказала она. — Я никогда не забуду, как вы учили меня держать лук и учили найти цель прежде всего сознанием. «Найди слабое место, — говорили вы, — уязвимое телесно, и ударь туда, где ошибки не будет». Я сохранила эти наставления в сердце. После
Тут она умолкла, без сомнения, не желая напоминать ему об унизительном заключении.
— И что же было потом?
— Однажды карта исчезла, а с нею и ваше имя, — ответила она. — Я так благодарна Богу, что Он вернул вас сюда!
— Должно быть, это как увидеть воскресшего из мертвых, — сказал он.
Желтизна его лица не позволяла возразить.
— Я вижу благородного шаха, чьи щеки румянее гранатов, — запротестовала Пери.
Он отмахнулся, предупреждая речи, которым не верил.
— К слову, сегодня рано утром я посетил могилу нашего отца.
Пери напряглась. Отец был похоронен во временной могиле, в ближнем храме, ожидая решения Исмаила о постоянном месте погребения. Остальные женщины запричитали, как делали каждый раз, когда упоминалось имя усопшего. Слезы покатились по щекам Пери, но глаза Исмаила остались сухими.
Миг был настолько неловким, что я просто был рад, что могу выдернуть из пояса один из подаренных Пери платков и предложить ей. Она вытерла глаза и сказала:
— Теперь мы будем плакать вместе, брат мой.
Он рассмеялся снова, и это был омерзительный смех.
— Все мои слезы высохли, — ответил он.
Держать себя он не умел.
— Велики были ваши страдания. Мое самое большое желание — посвятить себя вам, дорогой брат, — быстро сказала Пери. — Обещаю быть полезной.
— Да, полагаю, ты сможешь: тебя столько лет согревало сияние нашего отца… О, какая утрата!
Пери выпрямилась на подушке:
— Я очень благодарна ему за счастье питаться его мудростью.
— О дорогая сестрица, я не хотел тебя обидеть. Я только хотел сказать, что его знания больше пригодились бы ребенку, который мог стать шахом.
Пери выглядела пораженной.
— Да ладно, — сказал он. — Мне было не суждено. И все же смотри, какие великие дары Бог уготовал мне. В благодарность за твою службу я выбрал тебе караван-сарай в Ардебиле.
— Благодарю вас за вашу щедрость, — ответила Пери.
Это был щедрый подарок — караван-сарай обеспечит немалый ежегодный доход, — однако я был уверен, что она предпочла бы более скромный дар, врученный с искренней благодарностью.
— Пожалуйста.
— Брат мой, — сказала Пери, — может быть, вы захотите узнать о делах дворца? Есть срочные вещи, требующие обсуждения.
— Всему свое время. — Он сменил позу. — Есть только одно, что я хочу знать немедля. Как вели себя наши вельможи?
— Колебались.
— Но нашу семью они почитали?
— Да, большей частью.
— А кто в меньшей?
— Мне неприятно кого-то обличать. Они были сбиты с толку.
— Ноя настаиваю, чтоб ты сказала.
— Возможно, вы уже слышали, что несколько знатных персон проявили строптивость. Однако стоило прочитать им ваше письмо — и они одумались.
— Кто? Ты не должна ничего скрывать от меня.
— Ну, главным образом мирза Шокролло, главный казначей, и его приверженцы.
— Понятно. Я это учту.
— Благодарю вас. Брат, могу ли я теперь говорить о делах дворца?
Пери была чуть слишком настойчива, но никто не мог сказать, когда он снова позволит ей встретиться с ним. Глаза Исмаила без конца оглядывали комнату, словно что-то искали.
— Что такое, сын мой? — спросила Султанам.
— Ничего, — ответил он. — Я должен идти.
Резко поднявшись, он дал понять, что прием окончен. Удивленные, встали и мы.
— Благодарю вас за посещение. Оставляю вас, угощайтесь, а я пока займусь неотложным делом.
Он даже не даровал благородным женам милость своего присутствия на трапезе! В замешательстве они глядели друг на дружку, и только Султан-заде явно испытывала облегчение. Мать Пери и Зару-баджи нарушили неловкое молчание шумными поздравлениями Султанам.
Я принял у Пери сырой платок.
— Что с ним? — тихо спросила она.
— Боюсь, что он забылся, — шепнул я. — Если бы не вы, не видать ему власти.
— Да, признает он это или нет.
— Возможно, ему требуется время, чтоб освоиться. Должно быть, трудно сегодня быть узником, а завтра стать шахом.
— Я словно говорила с отшельником, отбросившим всякую учтивость, — сказала она, побледнев.
Вошли слуги со скатертями и первыми блюдами трапезы — жареным и тушеным мясом, — но Пери сказала, что у нее нет аппетита и она не останется. Когда она прощалась, ссылаясь на женские недомогания, Хадидже обеими руками поправила платок, скрывавший ее волосы, и поймала мой взгляд, а я поправил свой пояс — это был наш сигнал, что попозже вечером я появлюсь, и она глянула через правое плечо, что означало согласие.
Совсем поздно, когда уже взошла луна и слышался лишь вой шакалов, я встал с постели, чтоб повидать Хадидже. Облако скрыло луну, и мне пришлось считать шаги в поисках тропинки, что вела к ее жилью. Когда я добрался, караульный евнух спал прямо на земле головой к двери, рот открыт, обмякшая рука едва держала оружие. Тем лучше для меня: сберегу монету. Перешагнув через него, я вошел в здание, тихо прокрался по коридору к двери Хадидже и отворил ее. Несмотря на поздний час, она была одета и сидела в темном углу комнаты. Я сел рядом и взял маленькую смуглую руку в свои.