Солнцеворот
Шрифт:
Тишина. Темнота.
Сардат недоумевал, почему вдруг голоса ворвались в его разум. Так было хорошо, когда они шелестели под покровом тьмы. Он пытался утопить их обратно, но не мог. Получалось наслаждаться лишь короткими вспышками тишины. А потом — вновь голоса. Вонзались в душу раскаленными иглами.
Милашка молчала. Сардат был ей благодарен за это. Её голос ранил больнее всех. Наверное, потому, что она была ему ближе остальных. Она — его дочь по крови. Но против воли Сардат волновался. Если она молчит, если не защищает Ратканона, значит, где-то в глубине души она согласна с Аммитом. Конечно, Аммит прав, ведь из всех здесь собравшихся он видит дальше и больше. Но правота — далеко не всё. Бывает так, что с правым нужно не согласиться. И сейчас Милашка должна была спорить, должна была вскочить и броситься на Аммита с копьем. Но Сардат слышал лишь её прерывающееся дыхание.
Пожалуйста, не уходи во тьму. Не теряй надежды. Знаю, в тебе лишь моя кровь, а это — так себе дар, одна отрава. Но что-то же есть в тебе своего? Что-то неизменное, что ты сможешь сохранить? Храни это!
Как больно. Как тяжело! Тьма, забери меня обратно!..
— Отобьем людей — и я пойду за тобой к Кармаигсу, — сказал Ратканон.
— Не так просто, — тут же ответил Аммит. — Мне недостаточно твоей туши, великан. Поклянись, что твое сердце отправится к Кармаигсу.
Вздох. Милашка задержала дыхание.
— Клянусь, — проворчал Ратканон.
Хлопок. Пожали руки? Или Аммит хлопнул великана по плечу?
— Значит, идем вчетвером, — заговорил Ратканон уже другим голосом. Деловым, суровым. Он будто пытался забыть свою слабость. — Ты, я, Ринайна, Саспий. Конвоиров — восемь. Я бы хотел сделать всё быстро…
— Эй, папаша! — Милашка толкнула Сардата в плечо. — Тебя тут под лавку задвигают, а ты молчишь. Биться-то сможешь?
— Он слепец! — возразил Ратканон.
Милашка начала спорить, вступил Аммит, но голоса постепенно утонули. Сардат возликовал. Тьма, отступившая было, вновь приняла его в объятия. Теперь лишь покой…
Ты не можешь уйти!
Сардат встрепенулся. Кто это? Чей ещё голос? Какая боль! Этот голос не снаружи, он будто пришел из самой тьмы, родился из самой тишины.
Тонкий голосок, девчоночий какой-то.
Ты обещал меня защищать!
Кто ты? Кого защищать? Я никому ничего не обещал.
Обещал! И не смей уходить, пока не защитишь меня.
Сардату хотелось выть, так больно сделалось от этого голоса. Он казался знакомым, таким знакомым, что зубы сводило. Где же, где он слышал его?
Во тьме больше не было покоя. Во тьме поселилась непонятная девчонка. Вот она, идет к нему издалека, и кто это держит её за руку?
Вспышка пламени, и перед ним появилась Сиера. Улыбнулась. В сером своем платье, с развевающимися темными волосами. Протянула руку. Пойдем?
Но куда?..
Сиера махнула рукой, и в её ладони появился меч. Она сделала рубящее движение и задержала лезвие в пустоте. Улыбнулась, кивнула.
Сардат встал. Меч покинул ножны, свистнул рассеченный воздух. Лезвие остановилось.
Крикнула Милашка, ахнул Саспий.
— Недурно, — сказал Ратканон.
Он говорил, и по клинку шла дрожь. Клинок замер у горла великана, Сардат чувствовал, как ходит его кадык.
— Я не слепец, — сказал Сардат.
Сиера положила ладони на его руку, мягко отвела клинок. Помогла убрать его в ножны и толкнула обратно, на лавку. Сардат сел. Больше он не хотел спорить с Сиерой. Больше — никогда.
— Впятером, — произнес Аммит. — Что ж, не самый плохой расклад. Приятно видеть тебя живым, мальчик.
Губы Сардата улыбнулись. Он и сам не знал, почему.
IX
Кто я?
Краткий перелет с корабля на корабль показался Левмиру блаженством. Можно было просто молчать — и всё. А теперь, когда они с Айри остались наедине в его каюте, когда встретились их взгляды… Левмир вдруг понял, что совсем не рад её видеть. Как будто Айри бесцеремонно вломилась в его душу, поломала там что-то важное и осталась, полагая, что без нее тут никак. Именно об этом говорил её взгляд. Айри искала затаенной радости встречи, не находила, но не смущалась. Она продолжала искать.
Левмир отвернулся, подошел к столу. Пальцы пробежались по разбросанным листам, покрытым рисунками, вздрогнули, когда пришло воспоминание о портрете Айри во внутреннем кармане, у сердца. Рука дернулась достать его, смять, выбросить, но разум её остановил. Нет. Айри не виновата, что в душе творится такое…
— Зачем ты это делаешь? — спросил Левмир.
С минуты на минуту вернется Эмарис, приведет князя, и этот вопрос будет задан вновь. Айри надеялась, что наедине они обсудят что-то другое. Во всяком случае, молчала она слишком долго.
— Восток и Запад слишком разные, — отозвалась она. — Тебе не понять, что это такое — потерявшие судьбу. Ты был мне предсказан, и я пойду за тобой. Когда судьба обретается вновь, нельзя отступить, нельзя отпустить.
Айри сидела на койке Левмира, на коленях держала прямоугольный кожаный сверток. Левмир быстро посмотрел ей в глаза и, заметив там решительный блеск, отвернулся. На душе чуть-чуть потеплело. Если бы он в таком тоне заговорил с И, в её зеленых глазах появились бы слёзы, или, по крайней мере, обида. Она бы отвечала иначе, и было бы неважно, что говорит. её нужно было бы простить и утешить, позабыв, хотя бы на время, о причине недовольства. Айри была настолько непохожа на И, да и на других девчонок, которых встречал Левмир, что с ней можно было позволить себе даже грубость. В конце концов, она теперь его сестра.
Но память никуда не делась. Та неистовая ночь, и жар её тела, и грубая страсть, стон и дыхание.
Левмир вздрогнул, тряхнул головой. Нет, тщетно. Прошлого не изменить, с ним просто нужно учиться жить дальше. И было бы куда проще научиться, не сиди сейчас здесь это черноглазое напоминание о глупом, но таком необходимом тогда поступке.
— Ты могла объявиться сразу.
— И вы бы послали меня обратно. Вы и сейчас можете. Но теперь я хотя бы могу соврать, что не найду дороги. А вообще, я хотела объявиться через недельку, когда будет стоянка.