Солнечная богиня
Шрифт:
– Повеситься?.. – вздрогнув, переспросила Оля.
– Да, в буквальном смысле! Ее еле успели спасти. Степан Андреевич устроил сыну разнос, и Павел сбежал к себе. Осенью попал в армию… Но позже была еще одна очень неприятная история. Где-то в середине девяностых или чуть раньше он женился. На Лерочке Тумановой… – Эмма Петровна на миг задумалась, видимо, колеблясь, как характеризовать эту самую Лерочку. Потом, с сомнением вздохнув, сообщила: – В общем, на неплохой женщине.
«Господи, неужели
– Года три они прожили вместе, но потом Павел не смог сдержать свой дьявольский характер – в один прекрасный день без всякой причины он до полусмерти избил Лерочку и выгнал ее в чем мать родила на улицу.
– Зимой? – ахнула Оля.
– Ну почему же зимой? – насупилась Эмма Петровна. – Весной. В конце мая…
– Неужели без всякой причины?..
– Я тебя уверяю, Оленька! Лерочка поехала жаловаться Степану Андреевичу, но что Степан Андреевич мог сделать… Он попытался поговорить с сыном, но Павел и его выгнал из своего дома. Словом, с очередным приступом старик оказался в больнице.
– А что сейчас этот Павел делает?
– После того как уволился со службы, он работает – где-то на окраине Звенигорода. И знаешь кем?..
– Кем?
– Кузнецом! – с торжеством выпалила Эмма Петровна. – Вот кем!
– Неужели еще осталась такая профессия? – удивилась Оля. – Я почему-то думала, что кузнецов больше не существует… А для чего они нужны? Подковы лошадям ставить? Или клепать эти… обода для бочек?
Эмма Петровна торжествующе расхохоталась и поцеловала Олю в щеку. Любая, пусть даже косвенная критика в адрес ненавистного Павла ее радовала.
– Ты почти угадала! – сквозь смех закивала она. – Подковы лошадям… Ха-ха-ха!.. Надо непременно рассказать это Викентию, он тоже повеселится от души… Нет, кажется, еще ограды всякие, решетки, даже ножи он делает, этот Павел… Но, в общем, все верно – архаичная профессия.
– А почему Лерочка не подала на него в суд?
– Могла, но не стала! – с досадой воскликнула Эмма Петровна. – Дело-то семейное… А, главное, она потом вышла замуж за Ивана. Ивана Острогина, родного племянника Степана Андреевича!
– Ну надо же! – удивилась Оля.
– Иван, конечно, тоже не подарок, но… во всяком случае, он не станет колотить свою жену и выгонять ее на улицу.
Эмма Петровна хотела отложить альбом в сторону, но внезапно побагровела – так, что слой пудры на ее щеках показался Оле маской.
– Господи, совсем забыла… – пролепетала она.
– Что?.. – испугалась Оля.
– Я же… ну да, со всеми этими событиями забыла, что Лерочка звонила мне на прошлой неделе и сказала, что Павел зачем-то приехал в Москву.
– Ну и что?
– Да как ты не понимаешь! – с досадой воскликнула ее будущая свекровь. –
– Так это же хорошо – они, может быть, помирятся!
– Оля, детка, ты не знаешь Павла… Если он и хочет помириться со своим отцом, то только корысти ради! Это не человек, это… Словом, он ничего не делает просто так! И как я такую важную новость не рассказала Кеше! Господи, даже голова заболела… Давление, кажется… – простонала Эмма Петровна.
– Ложитесь, – настойчиво произнесла Оля. – Сейчас проверим.
Она принесла тонометр и стала измерять Эмме Петровне давление. Потом послушала ее сердце. Со смирением мученицы Эмма Петровна позволила себя обследовать.
– Да, немного повышенное… и еще плюс ко всему, кажется, тахикардия. Сейчас таблетку вам принесу.
– Ну да, я же совсем забыла, что ты у нас доктор… – простонала Эмма Петровна.
– А теперь полежите, успокойтесь…
Эмма Петровна лежала на диване, сложив на груди руки, и страдальчески смотрела в потолок.
– Хотите, я позвоню Кеше? – предложила Оля. – Расскажем ему про Павла…
– Нет, боюсь, уже поздно, – мрачно возразила та. – И, кроме того, не стоит отвлекать Кешу от работы… – Она помолчала немного, потом произнесла задумчиво: – У Павла от покойной матери осталась квартира на Яузском бульваре. В таком замечательном доме… Знаешь, там есть удивительный дом, с такими огромными фигурами, очень известный. Тоже сталинский, как и наш… – пробормотала она и закрыла глаза.
Оля посидела еще немного рядом с Эммой Петровной, а потом ушла на кухню.
Там, за окном, на юго-восточной стороне, светило яркое весеннее солнце, и капель непрерывно барабанила о карниз. И такая тоска напала вдруг на Олю, что она едва сдержала слезы. Она быстро нацарапала на краешке бумажной салфетки: «Ушла ненадолго», накинула на плечи куртку с капюшоном и вышла во двор.
Только тут она ощутила, как не хватало ей свежего воздуха. Физически она чувствовала себя прекрасно, но от этого ей было еще хуже – пустота и легкость в теле были ей неприятны, невыносимы.
Первоначально в Олины планы входило только дойти до соседнего дома, а затем вернуться обратно. «Дуня-Дуня-Дунечка…» – стучало у нее в висках.
Улицы были полупусты, на обочинах таял черный снег.
Оля не замечала, что продолжает идти.
Очнулась она только в каком-то переулке.
Галки кричали над головой пронзительными голосами и прыгали с ветки на ветку. Оля задрала голову и увидела серо-синее небо над головой, по которому плыли золотые облака. «Ненавижу раннюю весну… Она мучительна, и ее надо пережить, как… как насморк!»