Солнечная буря
Шрифт:
«Все сходится», — подумала Ребекка, вспомнив, как он выглядел на видеозаписях. Измученный. Напряженный.
— Зачем он постился?
— Понятия не имею, — Магдалена пожала плечами. — Известно, что некоторых демонов можно изгнать лишь постом и молитвой. Но я сомневаюсь, известно ли хоть кому-нибудь, что с ним творилось. Томас вряд ли знает, между ними в последнее время тоже словно кошка пробежала.
— Да? А что же между ними произошло?
— Ну, ничего такого, из-за чего Томас стал бы убивать Виктора, — поспешно проговорила Магдалена. — Но ты ведь и
— А кто знает? — спросила Ребекка.
Поскольку Магдалена не ответила, она продолжала:
— Может быть, Веса Ларссон?
Выйдя на улицу, Ребекка подумала, что надо выпустить Чаппи из машины пописать, и только потом вспомнила, что Чаппи пропала. А вдруг с ней что-нибудь случилось? Перед внутренним взором возникла картина — маленькое замерзшее тельце в снегу. Глаза выклевали вороны, а живот проела лиса.
«Мне придется рассказать об этом Санне», — подумала она и почувствовала, как тяжело у нее на сердце.
Мимо прошла парочка с коляской. Девица совсем молодая, похоже, моложе двадцати. Ребекка заметила, каким долгим завистливым взглядом та посмотрела на ее сапоги. Она прошла мимо старого «Палладиума». Вокруг по-прежнему стояли скульптуры из снега и льда, оставшиеся после снежного фестиваля, состоявшегося в конце января. Поперек улицы Геологгатан стояли три бетонные тумбы полуметровой высоты, перегораживающие движение. На них образовались небольшие снежные шапки.
Садиться в пустую машину было неприятно. Ребекка осознала, что уже привязалась к детям и собаке.
«Что за глупости!» — сердито сказала она сама себе.
Посмотрела на часы — уже половина первого, через два часа пора забирать Сару и Лову. Во второй половине дня она пообещала пойти с ними в бассейн. Надо что-нибудь съесть. Утром она сделала девочкам бутерброды с какао, а сама лишь влила в себя две чашки кофе. А еще надо успеть к Весе Ларссону. Кроме того, неплохо бы еще сесть поработать. Ребекка почувствовала, как засосало под ложечкой при мысли, что она так и не дописала меморандум для нового акционерного общества закрытого типа.
Заскочив в небольшой магазинчик, она схватила там шоколадный батончик, банан и кока-колу. На рекламном плакате одной из вечерних газет красовался заголовок: «Виктора Страндгорда убили сатанисты». Выше чуть заметным шрифтом было написано: «Член общины, пожелавший остаться неизвестным, рассказывает, что…»
— Ой, какие холодные руки! — проговорила женщина, с которой она расплачивалась, а потом схватила пальцы Ребекки своей большой теплой рукой и подержала секунду, прежде чем отпустить.
От неожиданности Ребекка улыбнулась.
«Я совсем от этого отвыкла, — подумала она. — От этой манеры переброситься парой слов с незнакомым человеком».
В машине тем временем стало невыносимо холодно. Ребекка сорвала с банана кожуру и проглотила его большими кусками. Пальцы стали еще холоднее. Она подумала о женщине из магазина. Та выглядела лет на шестьдесят — с полными руками и обширным бюстом, скрытым под розовой мохеровой кофтой. Волосы с домашней химической завивкой, подстриженные по моде восьмидесятых годов, добрые глаза. Затем Ребекка подумала о Саре и Лове, о том, какими теплыми они становились, когда спали. И о Чаппи с ее бархатными глазами и пышной черной шерстью. Внезапно накатила грусть. Ребекка запрокинула лицо и поспешно вытерла слезы указательным пальцем, чтобы не размазалась тушь.
«Ну хватит уже», — строго сказала она самой себе и повернула ключ в зажигании.
Чаппи лежит в темноте. Но вот над ней открывается люк, и ее ослепляет свет фонарика. Сердце сжимается от страха, но она даже не пытается сопротивляться, когда две жесткие руки хватают ее. Недостаток жидкости сделал ее пассивной. Однако она поднимает голову и смотрит на мужчину, который вынимает ее из багажника. Демонстрирует ему свою покорность, насколько это возможно с опутанными скотчем мордой и ногами. В тщетной надежде она прячет хвост между ног, показывая, что признает себя побежденной. Но пощады ждать не приходится.
Новехонькая вилла Весы Ларссона в духе функционализма располагалась за Народным университетом. Ребекка остановила машину на улице и посмотрела вверх на дом. Белые блоки правильной геометрической формы почти растворялись на фоне белого склона. В метель можно было бы и вовсе проехать мимо, не заметив, что тут стоит дом, если бы не связующие части, выкрашенные синим, красным и желтым. Совершенно очевидно, что архитектора вдохновляли заснеженные горы и цвета саамского национального костюма.
Дверь открыла жена Весы Ларссона Астрид. Позади нее стоял карликовый шотландский колли, который неистово залаял на Ребекку. Когда Астрид увидела, кто пришел, глаза ее сузились, а уголки рта поползли вниз.
— И чего тебе нужно? — спросила она.
С тех пор как Ребекка видела ее в последний раз, та точно прибавила в весе килограммов пятнадцать. Сейчас она была одета в спортивные штаны и застиранный джемпер, волосы небрежно схвачены в хвостик на затылке. За секунду глаза ее зарегистрировали длинное, верблюжьего цвета пальто Ребекки, мягкую шаль от «MaxMara» вокруг шеи и новехонький «ауди», припаркованный на улице, и во взгляде промелькнуло выражение неуверенности.
«Я знала, что так получится, — злорадно подумала Ребекка. — Что она совсем отпустит вожжи, едва они родят первого ребенка».
В прежние времена Астрид была немного пухленькой, но миловидной, как смазливый ангелочек на закладке. А Веса Ларссон был холостым пастором, за которого боролись самые красивые девушки в общине церкви Пятидесятницы.
«Какое облегчение, что мне не надо всех любить, — подумала Ребекка. — На самом деле я никогда ее не любила».
— Я пришла, чтобы поговорить с Весой, — ответила Ребекка и вошла, не дожидаясь приглашения.