Солнечная буря
Шрифт:
Веса Ларссон закрыл лицо руками.
— Это не я, — пробормотал он. — Я не убивал его.
«Я перехожу все границы, — подумала Ребекка. — Вламываюсь к людям и обвиняю их черт-те в чем».
Она сжала кулак и приложила его ко лбу, пытаясь выдавить из себя хоть одну разумную мысль.
— Не понимаю, — проговорила она. — Не понимаю, почему вы все отмалчиваетесь. И не понимаю, кто подбросил Санне нож.
Тут Веса Ларссон поднял голову и с ужасом посмотрел на Ребекку.
— Что ты хочешь сказать? Какой нож?
Ребекка готова была откусить себе язык.
— Полиция
Веса Ларссон уставился на нее.
— О боже мой! — прошептал он. — Боже мой!
— А что?
Лицо пастора превратилось в неподвижную маску.
— Я уже один раз нарушил обещание хранить тайну и больше этого не сделаю.
— Да к черту тайны! — воскликнула Ребекка. — Виктор мертв, и ему наплевать на то, что ты раскроешь его тайну.
— Но я дал обещание Санне.
— Замечательно! — взорвалась Ребекка. — Можешь не разговаривать со мной. Но я готова вывернуть наизнанку всех и вся, чтобы добраться до истины. И начну я с общины и ваших экономических дел. А потом узнаю, кто любил Виктора. Из Санны я выдавлю правду прямо сегодня вечером.
Веса Ларссон посмотрел на нее измученным взглядом.
— Ты не можешь отказаться от этой затеи, Ребекка? Уезжай. Не давай себя использовать.
— Что ты хочешь этим сказать?
Он в отчаянии покачал головой.
— Ну что ж, делай то, что велит тебе твоя душа. Но тебе нечего отнять у меня, потому что я все уже потерял.
— Черт бы вас всех побрал, — проговорила Ребекка, не в силах вложить в эти слова хоть немного чувства.
— «Кто из вас без греха…» — пробормотал Веса Ларссон.
«Ну да, — подумала Ребекка. — Я же убийца. Детоубийца».
Ребекка стоит в сарае своей бабушки и колет дрова. Нет, слово «колет» тут не подходит. Она выбрала самые толстые и тяжелые поленья и молотит их топором, как в лихорадке. Со всей силы вонзает топор в непокорное дерево. Поднимает топор с висящим на нем поленом и изо всех сил ударяет задней стороной по колоде. Тяжесть и сила удара загоняют топор в древесину, как клин. Теперь ей приходится попотеть, чтобы его вытащить. Наконец толстенное полено разрублено пополам. Она разбивает каждую половину еще на две части и ставит на колоду новое полено. Пот ручьями течет по спине. Плечи и руки болят от напряжения, но она не жалеет себя… Если ей повезет, все закончится выкидышем. Никто не сказал, что нельзя колоть дрова. Возможно, тогда Томас Сёдерберг заявит, что ее рождение было неугодно Господу.
«Его рождение, — поправляет себя Ребекка. — Ребенок. Его рождение было неугодно Господу». Однако в глубине души она уверена, что это девочка. Юханна.
Услыхав голос Виктора за спиной, она вдруг понимает, что он уже давно там находится и несколько раз произнес ее имя, а она не услышала.
Странно видеть, как он сидит на старом деревянном стуле, который так и не собрались отправить в печь. Спинка у стула оторвана, в задней части сиденья видны дырки от перекладин
— Кто тебе рассказал? — спрашивает Ребекка.
— Санна. Она сказала, что ты очень разозлишься.
Ребекка пожимает плечами. У нее нет сил сердиться.
— Кто еще знает?
На этот раз Виктор пожимает плечами. Стало быть, слухи пошли. Разумеется. А что она себе думала? На Викторе кожаная куртка из секонд-хенда и длинный шарф, который связала ему какая-то девушка. Длинные волосы тщательно расчесаны на прямой пробор и исчезают под шарфом.
— Выходи за меня замуж, — говорит он.
Ребекка смотрит на него с безграничным изумлением.
— Ты что — совсем того?
— Я люблю тебя, — говорит он. — И люблю твоего ребенка.
В сарае пахнет опилками и дровами. Снаружи капли падают с крыши. Плач застрял у нее в горле, не вздохнуть.
— Так же, как ты любишь своих братьев и сестер, друзей и врагов? — говорит она.
Как любовь Господня. Равная для всех. В одноразовой упаковке — выдается всем, кто встанет за ней в очередь. Возможно, и ей положена такая любовь. Наверное, стоит брать, пока дают.
Вид у него очень усталый.
«Что от тебя осталось, Виктор? — думает она. — После того как ты совершил поездку на небо, столько людей стоят в очереди и хотят откусить от тебя кусочек».
— Я тебя никогда не предам, — заверяет он. — Ты знаешь.
— Ты ничегошеньки не понимаешь, — говорит Ребекка, и тут слезы и сопли начинаются литься неудержимой рекой. — Предательство уже свершится, как только я отвечу «да».
В половине седьмого вечера Ребекка с Сарой и Ловой пришла в полицейское управление. Всю вторую половину дня они провели в аквапарке.
Явившись в комнату для встреч, Санна окинула Ребекку таким взглядом, словно та что-то у нее украла.
— А, так вы наконец пришли! Я уже начала думать, что вы обо мне забыли.
Девочки скинули верхнюю одежду и уселись на стулья. Лова засмеялась, увидев, что пряди волос, торчавшие из-под шапки, замерзли и превратились в сосульки.
— Смотри, мама! — сказала она и завертела головой, так что сосульки зазвенели.
— В аквапарке мы поели сосиски с пюре, — продолжала Лова. — И мороженое. Мы с Идой снова встретимся в субботу. Правда, Ребекка?
— Ида — это девочка ее возраста, с которой она познакомилась в лягушатнике, — пояснила Ребекка.
Санна окинула Ребекку странным взглядом, и Ребекка решила не рассказывать, что мама Иды — ее бывшая одноклассница.