Солнечная кошка
Шрифт:
Встречались мы снова на старом месте у метро. Шли к дому медленно, наслаждаясь теплым летним вечером и держась за руки. Артем увлеченно рассказывал, как ему пришлось делать кому-то лендинг за пару часов, но они все равно не заплатили, а у них на курсе собирают деньги на банкет для преподавателей и где-то надо взять пять тысяч… а у меня сердце билось в горле от волнения. Все ждала, когда же он скажет. Когда пригласит на концерт. Уже скоро, уже послезавтра!
Алевтина Давыдовна встретила нас недовольным:
— Хлеба бы купили
— Я сбегаю, мам, — тут же вызвался Артем. С собой он меня не позвал, и пришлось сидеть на диване рядом с его мамой, глядя в орущий телевизор, где ругались незнакомые мне люди. Даже вежливую беседу не получалось завести, пришлось бы перекрикивать.
На этот раз я согласилась на ужин, но все равно скучала, потому что Артем опять разговаривал только с мамой. Потом утащил меня к себе и долго тискал, сокрушаясь, что презервативы кончились, а смотаться по-быстрому за ними денег нет. Мне все равно не очень хотелось, так что я не расстроилась.
А вот что снова ни слова о концерте — уже напрягало.
Я решила намекнуть и между делом задумчиво сказала:
— В субботу Регина с Ленкой зовут посмотреть загородный дом, где день рожденья будем отмечать. Ну и заодно гамаки-шашлыки, все как положено.
— Езжай котеночек, ты заслужила отдых! — совершенно искренне улыбнулся Артем.
— А как же ты?
— А я к экзаменам буду готовиться, к бабушке забегу, ей там что-то прибить надо было.
Фантомной болью заныл диван, который он «обещал подвинуть», когда назначал встречу Стервелле.
Я сглотнула горький комок, застрявший в горле.
В животе скручивался ледяной узел.
Все никак не хотелось верить, что те билеты были не для меня.
А для кого?!
Слезы подступали к глазам.
Еще немного — и я не смогу их больше скрывать.
Я схватила телефон дрожащими руками. Бездумно пощелкала по чатам.
Не могла я тут больше оставаться. Просто не могла.
Громко и фальшиво ужаснулась, не особо стараясь, чтобы звучало правдоподобно:
— Ой, Артем, мама говорит, что сегодня я должна быть дома! Прости! Ты же знаешь, какая она у меня… Я поеду?
В первый раз в жизни мне невыносимо было представить, что я останусь с ним и лягу в его постель.
Он скривился:
— Прости, не смогу проводить. Может быть, возьмешь такси?
Ага, за свой счет. Но мне было уже неважно. Домой я все равно не собиралась — мама снова скажет что-нибудь ядовитое, я это уже не вынесу. Значит, буду гулять по улицам хоть всю короткую и теплую июньскую ночь.
Выскочила на улицу, глотая сырой после летнего дождя воздух ртом, как рыба.
Остановилась, подняв зареванное лицо прямо засвеченному поздней зарей июньскому небу.
Артем… за что ты меня так?
За что?
47. Что я сделала не так?
Что мне делать?
А?
Что мне делать?
Почему все шло
Что я делаю неправильно?
Не так вдохновляю? Не так строю? Не так себя веду? Надо стервой, надо няшей, надо постелиться ковриком?
Надо научиться сорока способам минета? Надо готовить борщ, как его мама?
Надо требовать денег за каждый поцелуй?
Почему у других получается жить долго и счастливо, а мне больно, больно, больно!
Я ведь делала все, что говорил Стас, и работало же!
Вот у кого надо спросить. Только как-то сглотнуть слезы, потому что я ведь ничего не смогу сказать, только разревусь, а мне точно надо знать, что я не так сделала. Даже не для Артема, а вообще. Потому что ответственность — всегда делится пополам. Значит где-то там есть и моя вина. В том, что я стою на окраине города в чужом дворе и плачу на радость звездам и фонарям.
Почему-то я не стала ему писать, сразу позвонила. Мозг работал через раз, спотыкаясь о края любимой колеи: «За что? За что? За что? Что я ему сделала плохого, чтобы так со мной?..» и приходилось делать усилие, чтобы подумать о чем-то другом.
Стас откликнулся сразу, не дав мне времени передумать и отменить вызов. Что за глупость — звонить ему ночью, чтобы предъявить претензии о неработающем методе стервозности!
Но он поднял трубку и сразу, без «здрасте», начал:
— Как раз думал написать, чтобы вы заезжали завтра снимать Глазастика! Пришли анализы, все, у него больше никаких пассажиров, осталось откормить и будет здоровый веселый кот!
— Ладно… — я попыталась добавить в свой голос веселья. — П-передам Пашке.
Хорошо, что он не додумался спросить, зачем я звоню. Подумал, что спросить про котенка?
И все бы было нормально, но я непроизвольно всхлипнула и Стас тут же насторожился:
— Что случилось? Ярина, с тобой все в порядке? Где ты?
В его голосе было столько волнения и тепла, что я сорвалась. Захлебываясь слезами, тараторя и по три раза повторяя одно и то же, я пересказала все свои мысли про «Горькие травы», про годовщину, про концерт, и как ждала, и как подталкивала заговорить об этом и как поняла, но..
Но вдруг я неправильно поняла?
— Стас! — рыдала я в трубку, не задумываясь о том, что во дворе-колодце в ночной тишине мои страдания слышны всем окружающим домам. — Скажи, что я все выдумала! Скажи! Он меня еще пригласит ведь? Я просто не дождалась?
— Спокойно, Кошка. Ты ничего не выдумала. Дай мне минутку подумать.
— Но может быть, он с мамой решил пойти? А мне не говорил, чтобы не расстраивать? Или с каким-нибудь другом… Ведь это не то, что я подумала? Стас!
— Ста-а-а-а-ас!.. — эхом моего отчания раздался в трубке на заднем плане высокий женский голос. — Ну ты до-о-о-олго?