Солнечная тропа
Шрифт:
Стал осматривать деда, а тот пытает:
– Ну чего, отбегал своё Прохор Кокошкин?
– Нет, дедушка, – отвечает Егор, – побегаешь ещё, дай только подлечу тебя немного.
– Ну, гляди, коли так… Прямо здесь меня воскрешать станешь, или мне домой ехать на своих конях?
– Здесь, дедушка. А коней этих отпускай,
Достал нужную мазь и так взялся за деда, что бедный Кокошкин закряхтел:
– Ох, сломаешь ты меня, Егорка! Я ж не молодой, чтоб так меня мяли. Мне уже давно пора помереть…
И опять мелькнула у Егора странная мысль: «А что, если и впрямь поздно уже?» Но сейчас Егор этой мысли устыдился, а деду сказал:
– Неужто тебе жизнь надоела, Прохор Аверьяныч?
– Ох, милок, порой кажется, что и надоела, а нынче вот до того не хочется с белым светом расставаться…
– И не надо расставаться. Выпей вот и поспи, проснёшься – тебе легче станет.
Укрыл Егор деда тулупом и чувствует, что самому прилечь охота. А когда лёг, начало его морозить. Потом в жар бросило, и тело сделалось тяжёлым, как чугун. «Что со мной? – подумал Егор. – Надо бы и себе питьё приготовить…» Но ничего не успел: в голове зашумело, горница, наливаясь мраком, поплыла перед глазами, и провалился Егор в чёрную бездну.
Сколько пробыл он там, не живой и не мёртвый, Егор не знал, а очнувшись, увидел рядом мать.
– Ну, здравствуй, сынок, полегчало тебе?
– Сил нету… – прошептал он.
– Силы придут, – успокоила матушка и улыбнулась так кротко и светло, как живые люди не улыбаются.
Догадался Егор:
– Мама, это ты вернула меня из темноты?
– Я узнала, что с тобой худо, и поспешила сюда…
…И вспомнилось вдруг Егору, как он мальцом упал в колодец во дворе, вымок до нитки и потонул бы в ледяной воде сразу, если б не уцепился за подгнившее бревно. Егорка знал, что дома нет никого: отец в другой деревне, а мать ушла в лавку. Соседей кричи не кричи – не дозовёшься, да он и не мог кричать: тело свело и зубы у Егорки не разжимались. «Сейчас сорвусь», – подумал он и тут услышал:
– Сынок! Сыно-ок!
– М-ма-а! – замычал он что было сил.
– Держи, сынок!
Загремела над Егоркой цепь, и бадейка шлёпнулась в воду. Егор оторвался от бревна и упал на бадейку животом, руками её обхватил. Так его мать и подняла. Оттащила она Егора на солнышко, на горячий песок и всё твердила:
– Господи, спасибо тебе за сыночка!.. Господи, спасибо…
А после рассказала Егору:
– Я в лавке болтаю с бабами-то, вдруг сердце у меня как затрепещется да враз как оборвётся!.. Я и поняла, беда с тобой! Лечу домой, не знаю, где тебя искать, тут колодец на глаза попался…
Егорка мать слушал, но ответить ничего не мог – лежал на солнцепёке и дрожал, как народившийся щенок.
…Давно это было, а вот увиделось Егору так ясно, словно он и теперь ещё лежал на песке под жарким солнцем.
– Опять ты, мама, меня спасла, – промолвил Егор.
Мать погладила его невесомой рукой.
– Сынок, мы часто помогаем живым, только им невдомёк. А то бы многое людям по-иному виделось… Да чего уж, о другом хочу сказать. Когда нынче принесли к тебе Кокошкина, дважды ты усомнился, выживет ли. Этим и накликал на себя беду. Не поверил в свою силу, дрогнул ты, Егор, перед болезнью. А ей того и надо: почуяла в тебе слабинку и тут же вошла чрез неё. Ведь это, Егорушка, твой враг, ты её победить хочешь, а она тебя. Но твой-то дар от Бога и посильнее всех недугов будет. Тебе ли с такою силой да сомневаться?
Конец ознакомительного фрагмента.