Солнечная тропа
Шрифт:
– Куда же вы пойдёте? – не отпустил их Егор. – С дороги да снова в путь? Зайдите в избу, передохните у нас…
Усадил Егор нежданных гостей за стол, стал потчевать. Старик ест, а дочка и не притрагивается к угощенью. Разглядел её Егор получше и подивился, как она на такой путь отважилась, ведь в ней и жизни-то почти не осталось: не человек, а чахлая былинка. Тут Оленька кружку с молоком взяла, хотела выпить, да лишь поморщилась и обратно поставила. Зашлось у Егора сердце от жалости. Встал он, подошел к девушке и положил
Старик перепугался:
– Что это? Помирает она?
– Да нет, – отвечает Егор, – уснула вроде.
Положили они больную на лавку. Старик рядышком присел:
– Сейчас начнёт метаться и кричать, что душат её…
Коротают они время невесело, а девушка спит себе тихонько, как младенец. Уже и свечерело.
– Ложись и ты, дедушка, – посоветовал Егор.
– Как же я голубку свою оставлю? – не соглашается старик. – Да ты гляди, она просыпается.
А дочка его открыла глаза и лежит – к чему-то прислушивается. Потом и говорит:
– Тятя, мне не больно совсем.
Старик чуть не упал.
– Дак может, ты молочка выпьешь, доченька?
– Выпью.
Выпила она молоко и улыбается. Тут старик заплакал вновь и Егору в ноги упал:
– Милый ты человек, да как же благодарить тебя за такое чудо?
А Егор сам ничего понять не может, стоит столбом, на Оленьку во все глаза смотрит, а та смеётся:
– Говорила я вам, тятенька, что надобно идти в Пески!
И у Егора спрашивает:
– Можно мне ещё поспать?
…Уснула она, и Егор со стариком в передней легли. Старик, было слышно, до полночи не спал, то молился, то ворочался, наконец затих. А Егору не спится: сердце колотится, и мысли путаются, как в горячке.
В какой-то миг заметил он в темноте бледное сияние, и на глазах у Егора выткался из него женский облик.
– Матушка!.. – узнал он.
– Вот, сынок, я и пришла к тебе, как обещалась, – говорит Егору покойная мать, – ты ведь хотел меня повидать?
– Неужто это ты? – не верит Егор. – А почему ты вся как лунный свет?
– А я теперь живу там, где светло, легко и прозрачно.
– Хорошо там жить?
– Хорошо… Только больно глядеть на грешную землю. Но сегодня у меня радость: пришла пора, Егорушка, и тебе на свою тропу становиться.
Егор аж задохнулся от волнения:
– Так значит… Оленьке я помог?..
– Да, сынок, и так с тобой отныне всегда будет. Никто эту силу у тебя не отымет, если сам от слабых да хворых не отвернёшься. Что ж, возьмёшь себе такую ношу?
– Возьму, мама, – отвечает Егор.
– Тогда слушай. Много тебе нужно узнать, сынок, чтоб помогать каждому, кто нуждается, и всё, что сама умею, я тебе передам. А ты никому ничего не говори и жди меня снова.
– Матушка, – позвал Егор, – отчего ты раньше мне этого не сказывала?
– Раньше время тебе не пришло. Ну, Егор, до скорого свидания.
И растаяла, будто в серебряную пыль рассыпалась. А Егор вздохнул легко и крепко уснул.
Поутру проснулась Оленька веселёхонька, и следа на шее от болезни её не осталось. Старик на неё не нарадуется и всё Егора благодарит.
– Ты прямо чудотворец, парень. Давно этому научился?
– Не учился вовсе, – признался Егор, – и не помышлял об этом никогда. Само собой всё получилось.
– Ох ты!.. – заморгал старик. – Стало быть, Господь одарил тебя благодатью. Будешь заместо матушки нас, убогих, пользовать.
Вернулся домой отец Егора и, узнавши новость, растрогался:
– Благо, что материна сила не в землю, а в тебя ушла. Это справедливо Творец рассудил, – и благословил Егора.
Старик с дочкой ещё два дня у Сеничевых погостили и обратно засобирались.
– Надо нам домой спешить, своих обрадовать, – объяснил старик, – а то ведь не знают, жива иль нет наша младшенькая.
Дочка его поклонилась Егору и говорит:
– Всю жизнь буду помнить тебя и рассказывать, как ты меня спас.
…А ночью опять пришла к Егору мать. Села у изголовья, озарив горницу неземным светом, и сказала:
– Скоро, Егорушка, к тебе ещё придут. Ты не тревожься, я научу, что делать. А ты помогай всем, кто попросит. Какой бы ни пришёл человек – прими его с открытой душой. А теперь гляди – принесла я тебе с лугов и болот целебные травы, в которых таится сила матушки-земли…
И стал Егор учиться премудрости исцелять. Между тем слухи о нём быстро разошлись окрест, и потянулся к Егору больной люд. Никому не отказывал молодой знахарь, лечил всех с охотой, с улыбкой. Кого за один раз на ноги ставил, кому с собой снадобье давал, а иных оставлял у себя в доме и сам выхаживал. За труд ничего не требовал, что дадут – за то и спасибо.
Люди, Егора знавшие, почитали его чуть не за святого. Был он в самом деле очень прост, славой своей не гордился, со старшими обходился почтительно, с младшими – приветливо. Многие песковские девчата заглядывались на Егора, да он никого не выделял. Сердце молодого знахаря было занято другим – билось оно навстречу страждущим людям с такой неудержимой силой, будто хотело всех обогреть своим огнём.
А один раз случилось неладное. Привели к Егору, точнее сказать, принесли, древнего деда Кокошкина. Было ему столько лет, что уже дети его состарились, и принесли его внуки. Этот Кокошкин шустрый ещё был дед, даром что старше всех в Песках, а вот свалился в прорубь и занемог.
Увидал его Егор, и дрогнуло в нём что-то, будто кто шепнул со стороны: не жилец это уже. И в первый раз опустились у Егора руки. Кокошкин-внук и спрашивает:
– Что ж, обратно его нести?
– Снимайте с него тулуп и кладите на лавку, – говорит Егор.