Солнечный круг
Шрифт:
Как-то под Новый год лежат старики на печи, старуха нет-нет да и вздохнет.
— Ты что, старая, вздыхаешь? — спрашивает ее старик.
— Да как же, — говорит, — не вздыхать? Были бы у нас с тобой детки, сходили бы мы в лес, вырубили елочку, поставили бы посреди избы, разукрасили, а детки побрались бы за ручки и пошли кругом ходить да песенки петь…
И опять вздохнула:
— Тоскливо, старик, без деток-то…
А старик говорит ей:
— Знаешь, старая, что мы сделаем?
— Что?
— Пойдем сейчас с тобой в лес, срубим елочку,
— С кем это втроем?
— А Пиратка… Ему это в диковину будет…
— Ну уж нашел песенника! — смеется старуха. — От его песни скоро лихо станет…
А потом подумала и согласилась:
— Пойдем, однако, день ныне короткий стал, пока сходим, и ночь накроет…
Ну, не мешкая, собрались они; старик за пояс топор заткнул и только шагнул к двери, а Пиратка тут как тут: на задних лапках крутится, просит, чтобы его взяли с собой.
— Нет, нет, Пиратка, тебе дома сидеть, — говорит старик, — добро караулить…
Сел Пиратка у порога, одно ухо поднял, другое опустил, вроде как бы закручинился: такая, дескать, моя собачья доля, даже погулять не хотят взять…
Заперли старики избу, на улицу вышли. Ни рощицы в селе, ни деревца, закидало избы снегом — сугроб за сугробом — никакой приятности для глаза нету. А на той стороне реки — тайга дремучая стоит.
Ну, перешли старики через великую реку Обь, что земли сибирские разрезает от самого Алтая до холодных морей северных, видят: на самой опушке маленькая нарядная елочка.
— Далеко, старая, нам и ходить не надо, — гляди, какая красавица растет…
Старуха посмотрела на елочку и согласилась…
— Лучше ее нам не сыскать, руби давай. В лесу-то снегу много, нам, пожалуй, туда и не пройти…
Отоптал старик снег вокруг елочки, чтобы у самого корня срубить, и только замахнулся топором, а елочка как вздрогнет всем своим маленьким телом, будто спросонок, да как заговорит человеческим голосом:
— Ой, дедушка, милый дедушка, не губи ты меня, сиротинку. Стою я на самом краю леса, ветры меня крутят, пурга забижает. Пожалей меня. Весной-то солнышко чуть поднимется над рекой, всегда мне первой улыбается, жалеет меня, золотыми руками ласкает… А срубите — солнышку скучно будет, не увидит оно свою елочку и в тучи скроется.
Опешил старик и говорит:
— Жалко… Она как ребенок…
Поглядела старуха, и в самом деле, елочка на ребенка похожа: кудрявенькая такая стоит смирнехонько, будто ласки материнской просит.
— Не губи ты ее, старик, пойдем другую сыщем…
Идут они дальше, смотрят: сосенка молодая стоит.
— Давай, — говорит старик, — сосенку вместо елочки срубим. Вон она какая прямая да разлапистая…
Только он это проговорил и хотел уже топор из-за пояса вынуть, как из-под сосенки выскочил зайчишка беленький, сел против стариков и говорит:
— Милые дедушка и бабушка! Не рубите вы мою сосенку. Под ней ненастной осенью я спасаюсь от дождя и холодного ветра, под ней сейчас я устроил себе домик с двумя входами. Теперь ни злому
Жалко стало старухе зайчишку:
— Не будем, старик, нарушать его домик, пусть живет зайчишка. Лес-то не клином сошелся, найдем себе елочку…
Ну, дальше пошли… Видят, молодой кедрачик стоит, лапами пушистыми помахивает.
— Что ж, — говорит старик, — и кедрачик нам пригодится. Вон он какой красавчик!..
И только было за топор взялся, а белочка-пушиночка скок-поскок, с сучка на сучок, с ветки на ветку, на вершинку уселись и начали просить:
— Милые дедушка и бабушка! Не губите вы молодой кедрачик, он скоро вырастет, шишечки на нем созреют, я орешков наберу и вам принесу.
Дедушка Силан откашлялся и спросил:
— Не уснули еще?
— Нет, дедушка, — хором ответили ребята. — Мы сидим и слушаем…
— Ну, если сидите, так засвети, Ванюшка, лампу, я при огне доскажу.
Ванюшка вскочил, зажег лампу, и тогда дедушка увидел, что все гости сидят на кровати и смотрят в его сторону.
— Поглянулась моя сказка? — спросил он, опуская ноги с лежанки.
— Поглянулась, дедушка, — сказал Малыш. — Я такой никогда не читал.
— И не прочитаешь, потому что она еще никем не записана… Ну, слушайте дальше…
…Долго ходили старики по лесу и все никак не могут срубить себе елочку, и, может быть, ночь застала бы их там, если бы не наткнулись на Михайла Ивановича — медведушку.
Шли они, шли, видят, лежит буреломина, а вокруг нее густой-густой ельничек.
— Тесно им будет, когда вырастут, — говорит старик, — одну срубим, остальным вольготнее будет расти…
Достал он топор и только стал отаптывать снег, как из-под буреломины голос — громкий такой да сердитый:
— Кто, — говорит, — там ходит, сон мой тревожит?! Вот как встану сейчас да возьму…
Больше не слышали старик со старухой, что сказал медведушко, — откуда и прыть в ногах взялась! Не заметили, как через Обь-речку перемахнули, как до избы добежали. Пиратка им навстречу кинулся, лает, прыгает от радости…
— Подожди, Пиратка, не до тебя…
Упали они дома на голбец [2] , отдышаться не могут.
— Ну, была бы нам баня, — говорит старик, — попарил бы нас елочкой Михайло Иванович, ежели бы растревожили…
Старуха смолчала. Горько ей, что не пришлось под Новый год елочку зажечь.
Ночь пришла. Легли они спать на печи. Старик намаялся, сразу уснул, а старуха понять не может — будто она и спит и будто все ясно видит, как днем: стоит посреди избы елочка, снежком опушенная, звездочками украшенная, а вокруг нее Пиратка на задних лапках крутится, пляшет.
2
Возвышение перед печью, часто это ход в подполье.