Солнечный луч. На пороге прошлого
Шрифт:
– Хм-м… – протянул магистр. – Что-то в этом есть. Я подумаю над вашими словами, дорогая. По крайней мере, попытаюсь. Благодарю, – он прижал ладонь к груди и поклонился.
– Если моя идея поможет, буду только рада, – улыбнулась я. – Чем быстрее люди начнут понимать вас, тем быстрей вы станете для них своим. Наш народ дружелюбен, но с подозрением относится к чужакам.
– Это уж верно, – фыркнул хамче и неприязненно передернул плечами.
О чем, точнее, о ком он подумал, я понимала – Сурхэм. Наша прислужница отнеслась с неодобрением к тому,
– Ягиры охраняют, прислужники заботятся, а этот что делает? Целыми днями вокруг тебя вьется, по пятам ходит. А ты – жена дайна! И говорите непонятно…
Так что, подозреваю, главной причиной этой нелюбви было то, что Сурхэм попросту оставалась безмолвным свидетелем чужой беседы. Ни сунуть нос, ни дать совет, ни подслушать, в конце концов! Сплошные расстройства для любопытной тагайни. Однако свои расстройства она вымещала на маге, и без слов подчеркивая, что недовольна его появлением.
Конечно, с хранительницей нашего очага была проведена беседа. Я попыталась донести до Сурхэм, что Элькос – старинный друг моих родителей, что я для него, как дочь, и что его «безмолвие» ненадолго. Даже повысила тон и в тысячный раз напомнила, кому и что она пытается указывать. Прислужница в ответ тоже в тысячный раз надулась, задрала нос и… продолжила свои выходки, но уже вне поля моего зрения.
Элькос, как мужчина и мужчина взрослый, не жаловался и старался не сорваться. Тем более у него была немалая выучка в общении с государями Камерата, имевшими желчный характер. Однако Сурхэм оставалась всего лишь прислужницей, а не монаршей особой, и потому мириться с ее предвзятым отношением приходилось по иным причинам, но со временем это могло и вовсе перерасти во взаимную вражду. И это я сейчас ясно увидела.
– Мы угомоним гарпию, – накрыв руку магистра ладонью, сказала я с улыбкой. – Сурхэм – добрая и заботливая женщина. Вредная и зачастую забывается, но на это у нее есть некоторое право. Танияр ей как сын, и меня прислужница также встретила с подозрением. Она бдительно охраняет честь и достояние своего господина, и я нашла путь к ее сердцу именно через отношение к Танияру. Попытаемся отыскать и ваш путь…
– Не намереваюсь пресмыкаться перед вздорной женщиной, – сухо ответил хамче, и я поняла, что Сурхэм начала сильно его раздражать.
– Вот уж чего я не предлагаю вам делать, так это пресмыкаться, – я укоризненно покачала головой и добавила: – Как не пресмыкалась и я. Мы просто с ней поговорили по душам. А раз пока вы этого сделать не можете, то остаются поступки. Поверьте, друг мой, я на вашей стороне.
– Ну… ну, хорошо, – проворчал Элькос, успокоенный моей поддержкой, – посмотрим, что можно со всем этим сделать.
Я вновь улыбнулась и, приобняв магистра, поцеловала его в щеку. Тут же за моей спиной что-то проворчал Юглус. Я обернулась к нему и ответила укоризненным взглядом.
– Хамче мне, как второй отец, – сказала я.
– Как скажешь, дайнани, – ответил ягир.
Я вздохнула. Знание языка все-таки важно. Ягиры к новому айдыгерцу относились ровно. Они не выказывали враждебности и не вредничали, как Сурхэм, но и сойтись с Элькосом не могли, попросту не понимая его и наших разговоров. Они привыкли к нашему с ними легкому общению, привыкли быть не только охранниками, но и собеседниками, помощниками и советчиками. Со мной они не хранили на лицах каменного выражения, но открывались и были самими собой. А теперь оказались вынуждены просто оставаться тенями, шагающими за двумя людьми, которые говорили непонятно о чем.
И я, остановившись, вновь обернулась к Юглусу. Взяв его за руку, я пожала ее и улыбнулась:
– Потерпи, мой друг, скоро он научится говорить на языке Белого мира, и тогда всё будет проще. Дай немного времени. А пока мы с Танияром остаемся единственными, кто может понять хамче. Ему тоже нелегко. Но магистру я дорога, и он хочет принести пользу Танияру и всему Айдыгеру. Он наш друг, и ты сам это увидишь, просто нужно еще немного времени. Понимаешь?
– Я понимаю тебя, Ашити, – кивнул телохранитель, пожав мне руку в ответ.
– Так куда мы идем? – спросил Элькос.
– На стену, – пояснила я ему. – Хочу еще раз позвать, вдруг откликнутся.
И вот теперь я подошла к самому печальному событию, случившемуся за время моего, а после нашего отсутствия с Танияром. Наши рырхи… они убежали. Да, моя клыкастая гвардия, защитники Иртэгена от голодных стай, ушли в одну из этих стай. Впрочем, они выполняли возложенные на них надежды, и пока дайн не покинул Белый мир, ходили с признанным ими двуногим вожаком за стену.
Танияр пробовал отправлять рырхов одних с ягирами, но тут возникла неожиданная сложность – воинам хищники повиноваться не желали. Нет, они шли вместе с людьми, но начинали яриться и требовать подчинения, если тот же Берик лез вперед и не понимал, чего хотят звери. Происходило почти то же самое, что и на первой охоте с кийрамами. Бежать вместе можно, убивать тоже, но не лезть поперек Мейтта. Правда, кийрамам было запрещено приближаться к убитой добыче, от ягиров же рырхи ждали только признания их верховенства.
Но, что примечательно, в стенах Иртэгена рырхи становились милы и безобидны. Они ни на кого не рычали, любили заглянуть на курзым, чтобы получить свою порцию свежего мяса, приготовленного торговцами, могли дурачиться и играть посреди улицы… О, не думайте, что им позволяли бегать по поселению в одиночестве. В эти минуты рядом был Танияр.
Правда, на курзым мои звери могли сбегать после возвращения из-за стен, вместо того, чтобы войти на наше подворье, но после курзыма шли в свое «логово» без всяких понуканий и сопротивления. Люди даже перестали обращать на них внимание. Впрочем, дурных, кто бы пожелал подойти к хищникам, не имелось. Иртэгенцы шли по своим делам, рырхи по своим.