Солнечный свет
Шрифт:
«Иначе ты уберешь их сам?» – нервно подумала я. Я снова расстегнула две верхних пуговицы рубашки и сорвала марлю. Айй!Конечно, рана сразу же начала кровоточить.
– Э-э-э – ты вряд ли намерен рассказать мне, что собираешься делать?
Плохо сформулированный вопрос.
– Нет, – покачал он головой.
– Скажи мне, пожалуйста,что ты собираешься делать.
– Если ты возьмешь свой нож и откроешь лезвие.
Мое сердце, попытавшееся привыкнуть к вампиру в комнате,тревожно
– Я предпочел бы не касаться твоего ножа, он будет жечь меня. И будет лучше, если ты сама меня порежешь.
Бр-р-р.
– Порежу тебя?
– Да. Сделай точно такой разрез, как у тебя. Вот здесь, – и он коснулся своей груди под ключицами.
Он был уже не так тощ, отметила я. Я не заметила этого раньше, но в целом он несколько поправился по сравнению с нашим первым знакомством. Когда он умирал от голода и все такое. Четыре ночи назад я не видела его без рубашки. Хм-м-м.
Я могла долго сидеть так, погруженная в нелепые мысли – все лучше, чем думать о перспективе колоть и резать: лезвия длиной в два с половиной дюйма достаточно, чтобы причинить ущерб гораздо больший, нежели я хотела наносить своими руками – но мой союзник терпеливо сказал:
– Открой лезвие.
Нож казался тяжелее, чем обычно, а лезвие словно открывалось с большей неохотой. Я со щелчком выдвинула его, и лезвие полыхнуло серебряным огнем.
– Ты сказал, оно будет жечьтебя.
– Именно. Я бы попросил тебя резать побыстрее.
– Я не могу, – в панике воскликнула я. – Не могу – порезать тебя – вообще.
– Хорошо, – сказал Константин. – Пожалуйста, приставь кончик лезвия сюда, – и он коснулся своей груди под правой ключицей.
Я так и сидела, оцепенело глядя туда, куда указал мой вампир. Я даже подняла взгляд и посмотрела ему в глаза: зеленые, как трава, как бабушкино кольцо, как мои вчерашние клетчатые носки. Константин спокойно встретил мой взгляд. Я чувствовала, как кровь – моя отравленная кровь – потихоньку течет по груди, пятнает ночную рубашку, капает на простыни.
Константин протянул руку и мягко взял меня за запястье. Потянул руку с ножом к себе, установил напротив обозначенной точки. Я почувствовалалегкое сопротивление кожи под лезвием. Его хватка окрепла, он сделал резкое движение, и кончик ножа разрезал кожу; я почувствовалачерез лезвие, когда кожа разошлась под светящимся острием из нержавеющей стали, когда оно погрузилось в плоть. Последовал звук, как будто я услышала треск разрывающейся плоти – или, возможно, электричества нежити, которое защищало эту плоть, а затем мгновенный свист или шипение. Потом он быстро провел острием – горящим острием – поперек груди, выводя пологую дугу – в точном соответствии с моей раной. И отодвинул нож обратно. Все это заняло мгновение.
Сделанный им разрез был глубже, и кровь хлынула наружу.
Я то ли хныкала, то ли стонала «Нет, о, нет!». Я уронила нож и потянулась к Константину, как будто могла ладонями закрыть ужасную рану. Кровь чернела в лунном свете, ее было так много, слишком много – горячая, горячаякровь бежала по моим рукам.
– Хорошо, – сказал вампир. Он взял мои окровавленные руки, повернул их ко мне, вытер о мою бедную когда-то белую ночную рубашку, плотно прижал к моей груди; снова притянул мои руки к себе, провел ими поперек своей груди и снова прижал к моей коже. Он повторял это до тех пор, пока рубашка не прилипла ко мне, насквозь мокрая, отяжелевшая, как будто я плавала – в крови.
Я рыдала.
– Тише, – прошептал он. – Успокойся.
– Я не понимаю, – выдавила я сквозь слезы, – не понимаю. Это не может быть… лекарством.
– Может, – заверил он. – И есть. Все хорошо. Ложись в постель. Ложись, – успокаивающе проговорил он. – Теперь ты скоро заснешь.
Я легла, ударившись головой о переднюю спинку кровати. Слезы текли по вискам в волосы. Запах крови был тяжелым, густым и тошнотворным. Я видела, как Константин наклонился, навис надо мной, чувствовала, как он лег на меня легко, так легко, пока наши кровоточащие раны не соприкоснулись, разделяемые лишь слоем мокрой ткани. Его волосы скользнули по моему лицу, когда он наклонил голову; его дыхание шевелило волосы.
– Константин, – прорыдала я, – ты обращаешьменя?
– Нет, – ответил он. – Я не стал бы. И это – другое.
– Тогда что…
– Не говори. Не сейчас. Позже. Позже сможем поговорить.
– Но… но… мне так страшно, – взмолилась я.
В лунном свете я четко видела его силуэт. Мой лекарь приподнял голову, выгнул шею, так, что наши тела оставались в соприкосновении. Я видела, как сверкнули его клыки – быстро, четко вампир прокусил свою верхнюю губу нижними клыками, язык и нижнюю губу – верхними. Мой ночной гость снова склонил голову, и когда он сомкнул свои губы с моими, вампирская кровь потекла по моему языку в горло…
Когда я очнулась, было все еще темно. Во сне я перевернулась на бок – я всегда сплю, свернувшись клубочком на боку, – но в этот раз я оказалась лицом к комнате. Первой мыслью было, что мне приснился ужасный сон.
В кровати я была одна. Я перевела взгляд вниз, на свое тело. Осторожно коснулась белой ночной рубашки. Это был сон. Все произошло только в моем воображении. Все случившееся. Хотя моя ночнушка была странно липкой, как если бы я носила ее слишком долго – хотя только утром я вынула ее свежей из сушилки. Но она была белой. Простыни – тоже.
Никаких пятен крови.
Это был сон.
Я знала, что он сидит на стуле. Четыре ночи спустя он, наконец, вернулся. Я не в силах была посмотреть на него – не сейчас, пока сон еще жив во мне – настолько жив, что хоть красней от стыда. Какая жуткая тема для сновидения. Даже для вампирского сновидения. По крайней мере, он не узнает, что мне снилось – не узнает. Нет необходимости рассказывать ему. Я села, и тут же почувствовала, как какой-то маленький тяжелый предмет перекатился по поверхности простыни.