Солнечный свет

В те времена, когда сахарные плантации Америки становились все обширнее, торговля рабами между Западным побережьем Африки и двумя Америками достигла огромных масштабов и стала самой прибыльной статьей дохода.

Больше всего рабов вывозили англичане, оставив далеко позади голландцев, французов и всех остальных.

Из Ливерпуля и других английских портов один за другим отплывали корабли, груженные спиртным, хлопком, оружием и разными безделушками, на которые

Отсюда их вывозили в одну из колоний или какую-нибудь страну на Американском континенте. Рабов сгоняли в трюмы корабля, нередко сковывали цепями — на случай, если они вздумают бунтовать или бросаться в море. Люди страдали ужасно.

Кормили их кое-как, воды не хватало, и почти треть невольников умирала в пути. Если необходимо было облегчить судно в разбушевавшемся море, больных не раздумывая выбрасывали за борт.

На берегу рабы содержались в специальных лагерях, где ожидали своего покупателя, а на корабль тем временем грузили другой товар, к примеру, сахар с американских плантаций, и он отплывал обратно. Если все проходило гладко, сделка приносила огромный доход.

Несмотря на сильные протесты квакеров, а также Уильяма Уилберфорса, корабли курсировали до 1806 года, когда наконец парламент вынес запрет на деятельность подобного рода.

Но по сути, этот прибыльный бизнес существовал до 1811 года, пока работорговля не была объявлена уголовным преступлением.

1819 год

Дворецкий Бэрроу из Алверстод-Хаус, что на Гросвенор-сквер, был весьма удивлен, увидев выходящего из фаэтона виконта Фроума.

В облике его светлости не было ничего необычного — слуга давно привык к изысканной одежде виконта, признанного в высшем свете самым модным молодым человеком.

Удивило то, что юный подопечный его хозяина (всего двадцати одного года от роду), явился к герцогу Алверстоду столь рано.

Бэрроу хорошо знал: светские люди встают довольно поздно и, прежде чем появиться в обществе, замечающем буквально все, по меньшей мере два часа проводят за утренним туалетом.

Однако сейчас, когда стрелка часов была еще недалеко от девяти, виконт поднимался по ступеням.

— Доброе утро, милорд, — приветствовал юношу Бэрроу. — Вы приехали навестить его сиятельство?

— Я не слишком поздно? — с беспокойством спросил виконт.

— Разумеется нет, милорд. Его сиятельство вернулся с прогулки верхом не больше десяти минут назад, и ваша светлость найдет его в утренней столовой.

Не дожидаясь дальнейших объяснений, виконт устремился по сверкающему мраморному полу в столовую, выходившую окнами в сад.

Как он и ожидал, герцог Алверстод завтракал за столом у окна. Перед ним на специальной серебряной подставке лежала газета «Таймс».

Когда виконт вошел, герцог удивленно поднял глаза на посетителя. Он был удивлен раннему гостю не меньше дворецкого.

— Доброе утро, кузен Валериан, — поздоровался виконт.

— Боже мой, Люсьен! В такую рань! Ты поднялся так рано из-за дуэли?

— Нет, конечно же, нет, — резко ответил виконт, не уловив в вопросе насмешки опекуна.

Он прошел по комнате и сел напротив герцога.

Оба молчали, но герцогу и так было ясно — его подопечный нервничает.

— Если нет никакой дуэли, — заметил он, прожевав кусочек отбивной, — тогда что тебя так волнует?

Виконт молчал, хотя, казалось, слова сами собой готовы сорваться с его губ. Наконец молодой человек глухо проговорил:

— Я влюблен…

— Снова?! — изумился герцог, но тут же замолчал, увлекшись завтраком.

— Нет, на сей раз все совершенно иначе! — загорячился виконт. — Да, знаю, мне раньше тоже казалось, что я влюблен. Но сейчас все не так. Уверяю тебя.

— И как же? — поинтересовался опекун.

Ироничный тон кузена заставил Люсьена взглянуть на него сердито.

Без сомнения, его опекун — красивый мужчина. И весьма уважаемый — в высшем свете не было никого, кто бы не относился к герцогу Алверстоду с должным почтением.

Женщины, не обходившие его своим вниманием (а их было много), нередко признавались друг другу, что в нем есть что-то демоническое. Даже регент прислушивался к мнению герцога и крайне редко спорил с ним.

— Я хочу жениться на Клэрибел! — наконец выдохнул виконт. — Но ты же взял с меня слово, что без твоего разрешения я никому не могу сделать предложения.

— На мой взгляд, я поступил очень мудро, — насмешливо проговорил герцог. — Никогда не поверю, что ты был бы счастлив, разреши я тебе жениться на дочери учителя. Помнишь, ты увлекся ею в Оксфорде? Или на танцовщице из оперы, которая, как ты меня уверял, была мечтой всей твоей жизни.

— Я был слишком молод, — виновато потупился виконт.

— Ты и сейчас немногим старше.

— Но я достаточно взрослый, чтобы знать, чего хочу! Я уверен, что буду очень счастлив с Клэрибел. Уж ее ты никак не можешь обвинить в вульгарности, как других леди, что привлекали мое внимание когда-то.

Герцог удивленно поднял брови.

— Леди? — с издевкой переспросил он.

— Думай как хочешь, — проворчал виконт. — В общем-то я согласен, они не очень подходили мне, как ты вполне искренне и указывал мне на то. Но женитьба на Клэрибел едва ли может повлиять на твое решение лишить меня наследства — ведь она и сама очень богата.

— Что ж, богатство не помешает, — согласился герцог. — Расскажи мне о ней подробнее, о новой чаровнице, пленившей твое сердце.