Солнечный ветер

Светлая Марина

За окном постепенно темнело. Серый день сменился сизыми сумерками. В комнате загорелся теплый, неяркий, ламповый свет, не бьющий по глазам. Пришли звуки. Сначала Данин тихий голос и фырканье Грыця. Потом шаги и топот енотовых лап. И

наконец что-то зашуршало на кухне, откуда полились запахи съестного. На эти запахи он и проснулся. Последний раз ел сутки назад. После наркоза так тошнило, что даже больничную слизкую кашу не смог заставить себя проглотить. А сейчас за тарелку бульона готов был даже подняться с дивана. Вот только сил бы немного… и чтобы перестали шататься стены…

Его взгляд уткнулся в пустое кресло. После сполз на пол. Совсем рядом, буквально в метре, на белом пушистом ковре расположился Грыць, валяясь на спине и подставляя живот, который задумчиво почесывал Данька, внимательно глядевший в это время на отца. И будто бы охранявший его сон. Назар несколько секунд беззвучно смотрел на него. А потом тихо спросил:

— Ты уже из школы вернулся?

— Ну да, — кивнул сын, — давно уже. Ты долго спал.

— Ужинал?

— Нет еще.

Назар снова помолчал. На кухне, конечно, шуршит Павлуша. И кажется, так было всю жизнь.

— А мама где? — задал он вопрос, который, пожалуй, волновал сильнее всего. Кресло пустовало. Ему почти все это время грезилось, что она там.

— А мамы нет, — сообщил очевидное Данька. — Но она скоро будет. Она за твоей кошкой поехала.

— За моей кошкой? — приподнял он голову. В затылке пребольно бахнуло. И пришло осознание: Милана подумала. Подумала хорошо и обстоятельно. И поехала забирать его кошку у сестры. Значит, приняла. Значит, вместе.

Накатившее на него облегчение было таким мощным, что глаза закрылись сами собой, и он без сил снова упал на подушку. И так, с полуприкрытыми глазами прошептал:

— Ты же не против, да?

— Не против, — очень серьезно ответил Даня таким же звенящим голосом, как говорила днем Милана. — Но только попробуй снова ее обидеть. У нее теперь я есть. Будешь иметь дело со мной.

— Понял, — ответил Назар. — Договорились.

И почувствовал, как Данька метнулся к нему и прижался к груди, осторожно его обнимая, чтобы не причинить боли. Пересохшими губами поцеловал русоволосую макушку этого большого, но все еще маленького человека. А после в квартире раздался звонок, отчего Грыць резво метнулся из комнаты, и быстрые Павлушины шаги деловито протопали в сторону прихожей. С переноской и сумкой в руках двери самой не открыть.

Конец