Солнечный ветер
Шрифт:
И доложил:
– Правое не вышло.
– Этого нам еще не хватало. Взял управление…
Тридцать минут им пришлось кружить над аэродромом, вырабатывая остаток топлива, а заодно гоняя рычаг уборки шасси то вверх, то вниз. Правая «нога» не реагировала, зеленая лампа на табло упорно не загоралась.
– Надо приложить его, командир, – подал голос молчавший Ритвицкий.
– Кого? И обо что?
– Об полосу. Левой «ногой». Тогда выйдет правая.
– Может быть. Но только без тебя, – ответил Сергеев и доложил руководителю свое решение: – «Свая», я – «Семьсот десятый», ухожу в зону покидания. Далее выполню заход на грунт.
– Понял вас, «Семьсот десятый». Выполняйте…
Спустя десять минут самолет вернулся из ближайшей зоны, где старший лейтенант Ритвицкий успешно катапультировался из передней кабины.
Сергеев снова попытался штатно выпустить шасси, но, как и в предыдущих попытках, вышли только левая и передняя. Далее он прошел на небольшой скорости над взлетно-посадочной полосой.
– «Семьсот десятый», я – «Свая», правое шасси не вышло, – проинформировал пилота РП. – Что у вас по остатку?
– Топлива на последний заход. Готовлюсь к посадке.
– Понял вас. Заход на посадку разрешил…
На рулежных дорожках уже поджидали готовые сорваться с места специальные машины: пожарные, медицинские, тягачи. Летный и технический состав полка высыпал на площадку у КДП и с тревогой следил за полетом аварийной «сушки».
Сергеев выполнил круг, сбросил скорость до минимальной и прицелился в самое начало ровного грунта справа от бетонной ВПП.
Плавно снижаясь, машина подходила к расчетной точке. В последний момент Сергеев все-таки решил последовать совету Ритвицкого и выровнял самолет с небольшим запозданием.
Как только колесо левой стойки бухнуло о поверхность земли, он поддернул ручку, заставив самолет подскочить и пролететь метров триста.
– Выходит! – послышался громкий возглас руководителя. – «Семьсот десятый», правая стойка выходит!
– Понял вас, – поддерживал машину на небольшой высоте Сергеев. И краем глаза следил за табло над рычагом уборки и выпуска шасси.
Зеленая лампочка мигнула и устойчиво загорелась, когда самолет миновал середину ВПП. Сергеев аккуратно притер его к грунту, выпустил парашют и приступил к торможению…
Через тридцать минут он сидел в кабинете командира полка и сочинял объяснительную записку, в которой поминутно расписывал возвращение из пилотажной зоны и попытки штатно выпустить правую стойку. В записке он старался изложить все, за исключением странного и необъяснимого поведения старшего лейтенанта Ритвицкого.
Тот трудился за соседним столом над той же задачей. Несколько минут назад его на командирском «уазике» доставили в штаб после благополучного приземления на парашюте в специальной зоне, что располагалась в восьми километрах к западу от аэродрома.
Командир полка в задумчивости стоял у открытого окна и дымил четвертой по счету беломориной.
– Готово, товарищ командир, – вернул его в реальность голос Сергеева.
Полковник повернулся, забрал листки с записками.
И сказал:
– Теперь поступаете в распоряжение врачей. Пройдете медосмотр – и отдыхать. Завтра утром явитесь на общее полковое построение. Форма одежды – общевойсковая повседневная…
Покинув штаб, летчики направились в гарнизонную медсанчасть. Навстречу то и дело попадались сослуживцы, поздравлявшие с удачно завершившейся эпопеей. Но едва они остались одни на асфальтированной дорожке, как Сергеев остановился и, схватив старлея за комбинезон, хорошенько встряхнул.
– Что за номера, Рита?! Может, объяснишь, откуда ты узнал про неисправность шасси?!
– Объясню, командир, – как ни в чем не бывало ответил тот. – Только у меня два условия.
– Какие еще условия?!
– Во-первых, успокойся. И во-вторых, о нашем разговоре не должен знать никто. Согласен?
– Валяй, – отпустил его командир звена.
До медсанчасти предстояло топать на другой конец гарнизона. Оба медленно двинулись по дорожке, и Ритвицкий принялся рассказывать…
Рита проживал в офицерской гостинице, поэтому после ужина Сергеев позвал его к себе в квартиру – по давней традиции следовало отметить успешную аварийную посадку.
Сидя на шестиметровой кухне, старлей гонял вилкой по тарелке маринованный гриб и заканчивал повествование.
– Вот такие дела, Саша, – говорил он виноватым голосом, словно извиняясь за свои чудесные способности. – Я порой и сам не знаю: то ли радоваться этому дару, то ли горевать.
Если девятью часами ранее Сергеев самолично не застал бы Риту за исследованием правой стойки шасси, то, услышав данный рассказ, рассмеялся бы ему в лицо. Сейчас было не до смеха.
– Ну и что же нас с тобой ждет после расследования авиационного происшествия? – спросил он.
– Ничего особенного, – пожал плечами Владислав. – Завтра приедет комиссия во главе с начальником штаба ВВС округа. Она проработает у нас два дня, выявит дефект основного гидравлического штока и больше не появится. А через месяц – на торжественном построении, посвященном пятьдесят третьей годовщине Октябрьской революции – полк приедет поздравлять командующий. После короткой речи он назовет наши фамилии. Мы с тобой выйдем из строя; он поставит нас в пример, объявит благодарность за грамотные действия и спасение дорогостоящей современной техники. А в заключение вручит каждому командирские часы с гравировкой.
«Удивительно, но именно так все и случилось, – спрыгнул из вагона на бетонный перрон Сергеев. – И выводы комиссии, и приезд командующего, и его выступление на торжественном построении, – посмотрев на левое запястье, он улыбнулся, – и командирские часы с гравировкой…»
Дождь то прекращался, то снова накрапывал. Подняв воротник демисезонной куртки, Александр направился в сторону привокзальной площади. В руке он держал небольшую дорожную сумку, в нагрудном кармане лежало командировочное удостоверение сроком на трое суток.