Солнечный зайчик. Шанс для второй половинки
Шрифт:
Владимир Алексеевич посмотрел на мою голень, согнутую под углом, и грустно усмехнулся:
– Ага, ушиб у тебя… Перелом, бlя, дай боженька, не открытый. Лежи Юра тут, не двигайся, сейчас я машину подгоню, повезу вас в больницу.
Лёжа у забора, смотрел на тушение пожара: мужики, прибежавшие первыми, бросили шланг до крыльца до горящего дома, и теперь поливают стены и крышу. Кто-то топорами и баграми ломал и растаскивал дом, кто-то таскал воду вёдрами. Я хотел было крикнуть, чтобы постарались не затоптать место преступления, но промолчал: лето, сушь, не приведи господи, огонь перекинется на другие
– Юрочка, родной, тебе больно?
Это примчалась Ленуська.
– Ничего страшного, Ленуська, немного ушиб ногу.
– Ага, немного ушиб! Папа сказал, что ты ногу сломал! – и Ленуська обняв меня, зарыдала, уткнувшись в грудь.
Но тут зарычал двигатель, и подъехал «Мормон» отчима.
– Ну, как тут? Больше пострадавших не появилось? – жизнерадостно спросил отчим. Он вообще, в тяжёлой работе, опасности или драке становится весёлым – такая уж у него натура.
Такие мужики, знаю это из собственного опыта, и есть самые надёжные, преданные и верные среди всего поголовья самцов. Уж поверьте, девоньки, но рожать нужно именно от таких мужиков, даже если бог не дал своего такого, то можно ради будущего сыночка и согрешить.
– Ленка, ты, почему здесь? Я тебе, что наказал сделать?
– Папа, я Аньку Боженко в больницу послала, чтобы она предупредила, что сейчас ты привезёшь пострадавших при пожаре.
– Лена – строго сказал отец – я тебе поручил это сделать.
– Но, папочка, а как я могла бросить Юрочку, ему же плохо?
– Очень хорошо, что ты заботишься о брате, но из-за задержки ему может стать ещё хуже.
– Папуля, Анька бегает как лошадь, вообще быстрее меня! Не ругайся, папуля, пожалуйста!!!
– Ладно! Давай грузиться. Эй, мужики, помогите грузить пострадавших!
Подошли трое мужиков, отчим и один из них полезли в кузов, а двое других стали подавать пострадавших снизу. Разместились неплохо: в кузове уже лежали два старых ватных матраса и две подушки. Ленуська тоже забралась в кузов, и всю дорогу придерживала меня и Валерку, чтобы не сильно трясло. Владимир Алексеевич ехал осторожно, медленно, но уже через десять минут он был у больницы, где нас ожидали врач, медсестра и две санитарки.
В приёмном покое я, наконец, осмотрелся: больница как больница. Чисто, стены на человеческий рост выкрашены светло-зелёной масляной краской, а выше выбелены извёсткой, как и потолок. Пол красно-коричневый, двери и рамы – покрыты белой масляной краской. Пахнет хлоркой и карболкой – старыми проверенными дезинфицирующими средствами. До «Акваминола» ещё далеко, его, пожалуй, и не разработали. Но самое главное, тут создана стерильная зона, и это успокаивает. Значит, работают профессионалы.
Валеркой занялись первым – его повреждения выглядели значительно опаснее. Я лежал на каталке, меня раздевала пожилая санитарка, а за ширмой врач и медсестра со второй санитаркой занимались Валеркой. Слышно было, как Валерка скрипит зубами и матерится, а врач командует: «Срезайте одежду, да складывайте в кучу! С нею ещё милиция будет работать»!
Что там дальше делали с Валеркой, не знаю, так как меня, по моей просьбе и с разрешения врача, покатили в душевую, и помыли. По-моему, санитарка сильно удивилась: мальчикам положено
А, ладно, поживём-увидим.
Поместили меня вместе с Валеркой Иваниенко в трёхместной палате, на втором этаже железнодорожной больницы. Третья кровать пустовала, а потом её и вовсе убрали, поскольку милиция возбудила следствие, и допуск в палату запретили всем, кроме лечащего врача, одной медсестры и одной санитарки. Так как Валерка был нетранспортабелен, то из Пресногорьковки уже к обеду пригнали передвижной рентген, и на нём же, заодно, сделали снимок ноги и мне.
Валерка был безнадёжен: его жестоко пытали и ломали. Четыре ребра было сломано, причём осколок ребра находился в опасной близости от сердца. Коленные и локтевые суставы раздроблены, сорваны ногти на левой руке. Но лицо, при этом, было целым, даже синяков не наблюдалось. Тело же несчастного представляло собой сплошной синяк, впрочем, плохо различимый на фоне татуировок. Милицейский капитан, пришедший опрашивать Валерку, увидел татуировки на руках, попросил медсестру раздеть Валерку. Мне с моего места было не видно, что там, у Валерки на груди и животе, но капитан был сильно впечатлён:
– А дядя-то в авторитете! Законник 21 , если не фальшивый, конечно.
Капитан попытался задавать тихим голосом какие-то вопросы, но Валерка только закатывал глаза и только иногда невнятно мычал, пуская пузыри. Наконец он и вовсе обмяк, потеряв сознание.
– Больному нужно дать хотя бы несколько дней, чтобы собраться с силами. – укоризненно заметил врач, вошедший вместе с капитаном.
– Не Вы ли, Борис Иванович, говорили, что он безнадёжен, и умрёт, максимум через неделю?
21
Законник или вор в законе – титул некоторых членов преступного мира, относящихся к его элите
– Говорил. А сейчас вижу, что ошибся, и ему осталось, может быть, сильно меньше. В любом случае, ничего вы от него не добьётесь.
– Борис Иванович, зачем вы пацана поместили вместе с Иваниенко? Вы же знаете, что тут явный криминал? А ну как бандиты, что пытали Иваниенко, решат, что он что-то передал пацану? Поймают ведь, и запытают. Там, судя по всему, замешаны либо старые разборки, либо деньги, либо и то, и другое вместе. Немедленно переведите пацана в другую палату, и персонал предупредите, чтобы молчали о том, что они лежали вместе.
– Да они и пролежали-то полночи и сегодня полдня, да всё в присутствии врачей и медсестёр. Ни секунды наедине не оставались.
– Хорошо коли так. Но вы уж дайте указание.
Капитан ушёл, а врач вызвал старшую медсестру и распорядился:
– Юрика немедленно перевести в изолятор. Потихоньку предупреди всех, чтобы помалкивали о том, что Юрик лежал с Иваниенко: так милиция распорядилась. Если что, дело будут иметь с милицией. Ясно?
– Ясно, Борис Иванович! Только изолятор подготовить надо, там после ремонта даже кровати нет.