Солнышкин плывёт а Антарктиду
Шрифт:
А в центре зала на бархатной подушке, задрав морду, лежал слюнявый бульдог, около которого была тарелка с нарезанной колбасой. Перед ним, согнувшись, стоял старый лакей. А сбоку сидел, заносчиво вертя мордой, маленький плюгавый шпиц. Будьдог грыз фазанью лапку и так мрачно поглядывал на Солнышкина, что тому снова захотелось побыстрее спросить, как выбраться в порт. Но дальше произошло такое, что Солнышкин прикусил язык. Старичок рысцой подбежал к будьдогу и, поклонившись, ласково пропел:
— Ваше собачье превосходительство, к
— К нам пришёл покупатель, ваше бульдожье сиятельство! — поддакнул старичок, стоявший около бульдога.
У Солнышкина на затылке вскочили пупырышки: будьдог перестал грызть фазанью ножку, подвинул к себе зубами тарелку и ударом лапы небрежно метнул вверх два куска колбасы. Оба старичка подпрыгнули и, открыв рты, по-собачьи клацнули зубами. Глаза у них жадно вспыхнули и тут же погасли.
— Непонятно, — пробормотал Солнышкин, пятясь, — какой-то цирк!
Бульдог злобно зарычал. Шпиц тявкнул.
— Всё понятно! Всё понятно! — умилённо кланяясь, запел добренький старичок в камзоле. — Это не цигк, а тогговое заведение, но наши собачки есть и в цигке. Бывшая хозяйка оставила его сиятельству заведение в наследство. За вегную службу, за пгеданность. Но вегных товагищей он не забывает и сейчас. Вот видите?
Лежавший перед бульдогом шпиц показал вставные зубы и, вскочив, трижды тявкнул.
О том, что избалованным моськам порой достаются в наследство целые дворцы, Солнышкин иногда читал. Но чтобы собаки торговали собаками — да ещё своей породы, — о такой подлости он не слышал!
Тем временем добренький старичок поймал ещё кусок колбасы.
Второй старик бросил на него злой взгляд и тут же пропел:
— Мы верой и правдой служили нашей хозяйке и будем служить хозяину! — Он тут же получил огрызок кости.
— Добгому хозяину, щедгому хозяину, — сказал добренький старичок, и Солнышкину опять показалось, что он очень близко наклоняется к его пакету и по-собачьи втягивает воздух.
— Посмотрите, какие у нас собачки! — подскочил второй старичок и тоже носом нацелился на пакет. — Вот у этого великолепная родословная.
— У самой хозяйки такой не было! — подпел первый.
— А это родная тётка его превосходительства!
— А вот его двоюгодный бгатец! И пгодаётся по весьма сходной цене.
В клетках, сидя у сухих корочек, злобно рычали на своего родственничка два бульдога.
«У, лакеи!» — посмотрев на стариков, подумал Солнышкин и отступил назад, потому что носы обоих так и тянулись к пакету. И вдруг, споткнувшись, Солнышкин едва не сел на порог. Сбоку от двери стояла клетка, в которой, опустив лохматую голову, сидел большой, грустный пёс.
— Не обгащайте на него внимания, — вскинулся добренький старичок.
— Не обращайте, — поддакнул второй.
— Этот пагшивый когабельный пёс сегодня бгосился на хозяина только потому, что он пгиказал сделать жагкое из какого-то пагшивого щенка, — пропел добренький, вежливый старичок и радостно, сладко добавил: — А если сегодня его не купят, так из него самого для нас сделают такое жагкое, какого не едала сама хозяйка.
«Не едала сама…— хотел поддакнуть второй, но в зале поднялся такой лай, такой визг, что невозможно было что-либо разобрать.
«Негодяи! — подумал Солнышкин. — Погубить корабельного пса такой смертью? Не выйдет!» И он сунул руку в карман за деньгами. Но ведь всё — до единой бумажки — осталось в кошельке у торговца птицами! И Солнышкин решился на отчаянный план.
Обходя клетки, он приблизился к величественному хозяину и так зашелестел свёртком, что бульдог немедленно потянул носом. Его тоже тревожили ветчинные запахи, доносившиеся из пакета. «Его превосходительство» высокомерно поднял морду.
Солнышкин прошёлся рядом второй раз. Бульдог, посапывая, приподнялся на передних лапах. Наконец, отойдя в сторону, Солнышкин сделал вид, что ищет деньги, и уронил пакет на пол. Из него вывалились великолепные бутерброды, приготовленные Борщиком. Оба старичка обалдело плюхнулись ничком на пол, а следом, описав в воздухе дугу, им на загривки опустился хозяин.
— А нам хоть шкугочки, нам шкугочки! — ползая на четвереньках, приговаривали старички. Они вцепились друг в друга и уже ничего не видели.
Солнышкин, открыв клетку, выпустил пса и бросился бежать из заведения. Следом за ними увязался шпиц, но так получил дверью по носу, что откинул задние лапки и упал в обморок.
Солнышкин мчался по переулку. Ему казалось, что сзади раздаются свистки, но это свистели наглаженные вчера брюки.
ВДОХНОВЕНИЕ ХУДОЖНИКА МОРЯКОВА
От парохода «Даёшь!», как от флакона с духами, по всему порту растекались ароматы.
Судно пополняло запасы провианта. На палубе белели новенькие ящики с жёлтыми, курносыми бананами, лимонами, из корзин торчали чубчики ананасов…
Штурман Ветерков долго пересчитывал их пальцем, потом махнул рукой: штукой больше, штукой меньше — какая разница!
Но кругленький Безветриков должен был знать всё точно. Он сбегал за арифмометром, пощёлкал ручкой и доложил капитану:
— Полный порядок. Тютелька в тютельку! Моряков надел парадный китель и собирался нанести визит знакомому капитану бразильского парохода.
У самого трапа он на минуту задержался, потому что вахтенный Федькин сказал:
— Салютуют! Перьями салютуют! В городе раздался такой гул, будто там палили из сотни пушек. По всему небу, хлопая крыльями, разлетались птицы, цветные перья, пух и какое-то красное облачко.
— Но это, это…— сказал Моряков и не договорил.
Стуча каблуками, на причал, чихая, влетел растрёпанный Борщик, а за ним спешил старый инспектор Океанского пароходства. Мягкие волосы его развевались, глаза смотрели возмущённо и встревоженно.