Соло для няни
Шрифт:
— А какую историю вы придумали бы мне?
— Вам? Не знаю, наверное, хорошую, добрую, но немного грустную. Вы редко улыбаетесь, но замкнутым я бы вас не назвала. Всех держите на дистанции. Она разная: кто-то вам ближе, кто-то — дальше, но рядом с вами я никого не вижу.
— Вы не ошиблись, родного, близкого человека у меня нет.
— Почему?
— А вы бы могли мне ответить на этот вопрос? Вы же умеете придумывать истории, расскажите про меня.
— Хорошо, я попробую. Вы не любите грубости, избегаете фальши, слушаете и понимаете такую музыку, которую мало кто вообще слушает, размышляете, думаете. Я наблюдала за вами. Вы из другого времени, из прошлого, когда достоинство и выдержка не считались слабостью, а умение сопереживать — глупостью. Вы придумываете себе женщину, наделяете ее достоинствами и разочаровываетесь в ней, если она не соответствует вашим фантазиям. Мне кажется, что вы пишите стихи.
— Это что, написано у меня на лбу? — За шутливым тоном проглянуло смущение.
— Не обязательно это писать, достаточно понаблюдать за вашим лицом, руками, манерой говорить, строить фразы.
— Вы так пристально за мной наблюдаете, почему?
«Потому что мне интересно. Более того, я хочу прикоснуться к вам, поцеловать вас, но не могу, тогда разрушится это волнующее состояние и все превратится в банальную интрижку». Но этого я не могла ему сказать, просто смотрела и улыбалась.
— Я не наблюдаю, я придумываю. Вы же сами попросили.
— Ну вот, кажется, приехали, даже не заметила, как мы добрались. Спасибо вам большое.
— Вы будете отдыхать после поездки? Я слышал, Жанна Владимировна отпустила вас на неделю и, значит, в бассейн мы ездить не будем?
— Да. Я привезла вам сувенир, — протянула Володе небольшую коробочку. — Там кувшинчик, а в нем масло, оно не простое, выполняет любые желания. Так мне сказал хозяин лавки, такой славный, похожий на старика Хоттабыча.
— А что надо сделать, чтобы желание сбылось? — Володя был приятно удивлен, что я помнила о нем в поездке.
— Нужно немного разлить этого масла в комнате, загадать желание, и оно непременно исполнится.
— Вы уверены?
— Даже не сомневаюсь, такой милый старичок не должен обмануть.
— Людмила, вы что, верите в сказки?
— Да, иногда, но только со счастливым концом!
— Мам, ну наконец-то! — услышала я в этот момент рядом голос родного дитяти.
— Это ваш сын? — Володя удивлен, он знал, что у меня есть ребенок, но что такой взрослый, не предполагал.
Димка действительно выглядит старше своих лет. Высокий светлоглазый, светловолосый с черными бровями, сросшимися у переносицы. По-моему, девочки названивают ему с тех пор, как он только научился разговаривать.
— Мам, пойдем за машиной, съездим в «Мегу», поужинаем и на коньках покатаемся. — Предложения и пожелания сына обрушились на меня лавиной.
— Не части, мне сейчас только коньков не хватает, посмотри, какая я уставшая.
— А вот и неправда, выглядишь ты потрясающе, загорела, глаза сияют. Они у тебя до отъезда так не сияли, — хитренько прошептал он мне на ухо. Димка знает о нашем служебно-телефонном романе с Володей, видит, как я меняюсь, когда он звонит. Одно время даже ревновал чуть-чуть. Володя стоял возле машины, рассматривал мой подарок и улыбался, похоже, он никуда не торопился.
— Мам, давай попросим, чтобы он подвез нас до стоянки.
— До нашей стоянки две минуты ползком. Но если ты устал, я закажу машину.
— Значит, ты согласна поехать? — обрадовался сын. — Тем более что дома есть нечего, я все съел, что бабушка приготовила, холодильник совершенно пустой.
— Ладно, сейчас вещи отнесу, переоденусь и поедем, поужинаем где-нибудь, — согласилась я.
— Володя, как насчет кофе? — предложила нейтрально. — Или лучше чай? — вспомнила, что кофе он не любит. — Сын, у нас в доме есть чай? — решила я уточнить на всякий случай.
— В Греции все есть: и кофе, и какава с чаем, — доложил мой ребенок.
— Спасибо за приглашение, но в другой раз. Я слышал, о чем вы с Димой шептались. Хотите, подброшу вас до стоянки?
— Хотим, еще как хотим! — обрадовался сын, довольно улыбаясь.
— В следующий раз, пожалуйста, не ори на всю улицу, что ты хочешь и куда тебя надо везти, — ласково попросила я его.
— Мам, ну ты что? Володя сам предложил, а можно, я в машине посижу? — без перехода спросил он.
Поднимаясь по лестнице, я увидела Лену, соседку. Пригласила:
— Зайди на минутку, я девочкам подарки привезла из Египта.
Черный вдовий платок состарил Лену на несколько лет. Взгляд потухший, серые тени под глазами.
— Ты с кем приехала? В окно видела, машина хорошая и мужик приятный, — спросила она.
— Алена, что с тобой? Это же водитель, Володя, ты его видела сто раз, он нас с Мэри привозил.
— Да? Не узнала. Он изменился или ты изменилась. — Лена внимательно посмотрела на меня. — У тебя с ним что?
— Ни-че-го, то есть абсолютно.
— Ты береги его, — вдруг сказала она.
— Лен, ты как себя сейчас чувствуешь? — Я попыталась перевести разговор. — Лекарства принимаешь? Тебе врач что-то назначил?
Летом она потеряла мужа — он разбился на машине. Я видела его мельком, несколько раз. Хоть и соседи, а пересекались редко. Я рано уезжаю, приезжаю поздно, не до соседских посиделок. Впечатление муж Лены производил приятное, он из тех мужчин, за которыми женщина чувствует себя как за каменной стеной. Увы, вырождаются такие мужчины, к сожалению. Он всегда сам принимал решения, на руках носил жену, всех своих трех дочек баловал, любил их без памяти. И вдруг такая трагедия. Я долго не могла подойти, сказать что-то его жене, понимала, любые слова соболезнования прозвучат фальшиво, не к месту, не достучусь я до нее сейчас. Только через несколько дней подошла, обняла и сказала: «Если помощь какая понадобится, заходи».
Быстро переоделась в белое, как всегда. Коллеги-подруги ворчат, что мой излюбленный белый цвет уже приелся, менять его надо. Они у меня такие креативные дизайнерши, по службе колесят по Европе, всегда в курсе последнего писка моды. Надо, активно соглашалась я с ними, еще как надо. Но только не сегодня. Ранней весной белый цвет при моем теперешнем загаре — сочетание беспроигрышное.
От милого голоса у меня в голове начался правительственный переворот, который постепенно охватил меня всю. То, что для меня всегда главное, перестало быть главным, то, что я запирала в своем сердце и никогда не выпускала на люди, поперло из него неудержимо. И никакая серость и сырость подъезда не могла меня смутить — я была безумно рада видеть Володю, от этого мое лицо светилось, и мне не терпелось увидеть, как Володя попадет под мое излучение и что из этого выйдет!