Соло для няни
Шрифт:
Я стала все читать, и то, что считала необходимым, — применять на собственном сыне и на других детях, сначала немецких, потом российских, и результатами осталась довольна. Не все родители понимают, зачем нужны бассейны какие-то, закаливание, раньше ведь как-то обходились без этого. Но раньше все было другое — экология, питание, динамика развития малыша.
— Мам, ну я уже обзвонился прям, ты уснула, что ли?
— Нет, не уснула, задумалась. Садись, тебе сейчас все принесут.
— Класс! Я голодный, как крокодил. А сама ты ела что-нибудь или опять только кофе пила?
— Тоже не ела еще, тебя ждала.
Мы съели всю пиццу и салаты, которые принесла нам милая девушка-официантка, заказали мороженое и кофе.
Вечером, не нарушая традиции, позвонил Володя. В машине, когда мы с Димкой возвращались домой, я мысленно гадала, позвонит или нет. Вроде виделись, пообщались, я даже подарок успела еще вручить. У меня своя теория, как надо выбирать подарки. Вообще я их дарить не люблю, нет, не так, не люблю дарить безделушки всякие, которые не знаешь потом, куда приткнуть. Я их не покупаю и не дарю. Подарок — это посыл того, что я хотела бы сказать, но не сказала. Проявление дружбы, участия, любви.
— Мам, — шепнул мне на ухо Димка, — скажи Володе, одному скучно кататься, пусть он с нами поедет в следующий раз.
— Скажи сам, — протянула я ему трубку.
Сын смутился:
— Он же сказал, что если ты пригласишь, то поедет.
— Тебе что, мужского общения не хватает?
— Не хватает, — ответил он с вызовом.
— Ты же с папой часто видишься, с дедушкой.
— Дедушка в Волгограде, мы с ним больше по телефону общаемся, а с папой… Ты же не с нами. А я хочу, чтобы ты, я и папа, или пусть уж Володя, если он тебе больше нравится. — Димка погрустнел.
— Тебе так важно, чтобы вместе?
— Важно. — Он отвернулся.
— Ладно, — вздохнула я, — придумаем что-нибудь.
Закончилась неделя моего отдыха, Жанна проявила просто чудеса выдержки и понимания, ни разу не попросила, чтобы я приехала. Звонила, рассказывала, как Мэри, как Раечка с ней справляется. И опять начались ранние вставания, поздние возвращения, поездки по Москве в изматывающих пробках. Стало совсем тепло, и мы с Мэри проводили все время на улице. Гулять с ребенком в центре Москвы — не самое безопасное занятие для няни и малыша. Улицы узкие, да еще машинами заставлены, автомобили паркуются буквально друг на друге. Гуляем на территории храма Христа Спасителя.
Как-то мы возвращались домой, когда я обратила внимание на женщину, нервно толкающую перед собой детскую коляску. Плач малыша раздавался на всю улицу. Вскоре они завернули в наш двор.
— Пойдем, посмотрим, кто там плачет, — предложила я Мэри.
— Да, — кивнула она.
У нее в лексиконе пока только «Да», «Неть», «Мами Тапотася» — на этот призыв откликается кот.
Мы свернули в подворотню, Мэри смешно переставляла ножками, быстро-быстро. Кто же там плачет? Она любопытная, как все Обезьянки.
Няня — то, что это не мама и не бабушка ребенка, я поняла на второй минуте — пыталась уложить ребенка спать. Он не засыпал, кричал так отчаянно, что замирало сердце. Мы прошли рядом, я мельком заглянула в коляску, похоже — кесаренок, родился недоношенным, еще и гипертонус в наличии имеется, пальчики сжаты в кулачки, головку заводит назад, ищет удобное положение. Кесарята — они другие, более возбудимые, на малейшие колебания атмосферного давления очень чутко реагируют, частое срыгивание — тоже их симптоматика.
Пока Мэри раскачивала соседскую кошку на качелях, я наблюдала за няней. Коляску она трясла так, что казалось, малыш вот-вот выпадет из нее. Но ребенок продолжал кричать, не засыпал, беспокойно поджимал ножки к животу.
Тетенька судорожно стала выкладывать содержимое сумки — бутылочки, соски, салфетки, достала погремушку и стала трясти ею над лицом малыша, при этом раскачивая коляску как маятник. Ребенок не успокаивался, никак не хотел засыпать и это ее доводило до бешенства. Не думая, что за ней наблюдают, нянька с таким остервенением трясла этого несчастного малыша, что казалось, голова его оторвется. Потом достала бутылочку с чаем и попыталась его напоить. Но так как бутылочка была не из термоса, детеныш не стал пить холодный чай, а тетю оплевал и продолжил заходиться в истошном крике.
— Надо что-то делать, — сказала я сама себе.
Мэри удивленно подняла голову, что это няня сама с собой разговаривает? На редкость смышленая девица растет.
— Может, помощь нужна? — спросила я со всей любезностью, на какую только была способна в ту минуту. На самом деле хотелось просто придушить эту няньку на месте.
«Неужели тебе его не жалко, ну откуда столько злобы на малыша? Он тебе добросовестно пытается объяснить, чего хочет, прислушайся к нему и все поймешь».
Женщина резко отстранилась от коляски, повернулась ко мне и пропела слащавым голосом:
— Ну что вы, мамочка, у нас все хорошо, сейчас баиньки будем. Да, маленький? — слюняво просюсюкала она.
Малыш на мгновение затих, как будто прислушался: «Ну, может, поймет меня кто-нибудь, наконец!» — так ясно читалось на его сморщенном личике.
— Я няня.
Слащавость тут же сползла с лица тетки.
— Сколько у тебя час стоит? — Ошарашила она меня вопросом.
— У меня дорого, но это не обсуждается.
— Чего орет? — приняв меня совсем за свою, злобно спросила тетка.
— Посмотрим сейчас. Я вытерла руки антисептической салфеткой, мы с Мэри всегда берем их с собой на прогулку, бережно достала ребенка из коляски. Он замер, на мгновение напрягся, но потом доверчиво прижался ко мне.
— Кесаренок?
— А? Че? Не поняла, что ты спросила?
Она еще и с говорком не местным, понятно, экономия за три рубля. Мэри, увидев на моих руках другого малыша, сурово насупила брови:
— Неть!
— Что, Мэри, — «Неть»? Ты же не хотела, чтобы малыш плакал? Теперь он не плачет.