Соловецкие святые и подвижники благочестия:жизнеописания, некоторые поучения, чудесные и знаменательные случаи
Шрифт:
«В одно утро, — так рассказывал он сам, — после келейной молитвы, в которой со слезами просил Бога: «Скажи мне Господи путь, воньже пойду…», я уснул и увидел во сне, будто нахожусь в каком-то великолепном чертоге, и слышу над собою голос: «Иди в Церковь, потому что вне Церкви спастись нельзя». Я отвечал: «В Церкви находится много плевел и соблазнов». Голос говорил: «Что тебе до этого? Ты будешь избраннее пшеницы». Я еще сказал: «Есть в Австрии Церковь с епископом и священством». Голос отвечал: «Австрийская Церковь — не Церковь, потому что она отделилась от Восточной церкви, и нет в ней спасения» (1, с. 204).
Этим окончился знаменательный сон, и вот Иван, от самого
Торжественность Великой вечерни и Божественной литургии святителя Василия Великого, величественный обряд освящения воды, с громким многолетствованием императору, Синоду и всем православным христианам, яркое освещение, множество благоговейных священнослужителей и стройное иноческое пение — все это сильно подействовало на душу Иоанна, и поспособствовало тут же утвердиться в мысли, что истинно — именно в Православной Церкви обитает Божественная освящающая благодать, которой ослепленные всякой ложью раскольники напрасно ищут в белокриницкой лжеиерархии.
С этого времени, со слезами раскаиваясь в своих заблуждениях, Иоанн начал ежедневно ходить в церковь и вскоре, весной 1860 года, с разрешения Святейшего Синода, был присоединен к Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви с включением в разряд старших послушников и с правом ношения рясы.
Новый соловецкий послушник, как и подобает всем новоначальным инокам, отдан был в руководство к опытному в духовной жизни монаху. Однако и по присоединении к Церкви послушник Иоанн не мог никак оставить привычного у раскольников двоеперстного крестного знаменья. Слыша об этом напоминания от своего духовного наставника, но с самого раннего сознательного возраста утвержденный в ложных суждениях о христианских перстосложениях, он с искренней верой и упованием начал молить Бога, чтобы Он Сам, Податель жизни и всякого блага, подал и ему извещение об истинности и древности употребляемого в Церкви троеперстия.
И вот, стоя на молитве в одну из ночей, Иоанн явственно услышал голос: «Верь всему глаголемому тебе: тебе говорят правду» (1, с. 204). С неизреченной радостью в тоже время он сложил три перста и назнаменовал на себе ими крестное знамение. Теперь он сделался истинным сыном Церкви, и как будто этого и ожидала благодать Божия, потому что через несколько дней блаженный послушник Иоанн почил с миром о Господе.
Свершился его переход в вечность 25 мая (старый стиль — Ред.). Пройдя долгий жизненный путь, он пробыл в числе земных членов Христовой Церкви, соловецкого монашеского братства и в чине послушников всего 38 дней. В последние минуты жизни, сидевший у его одра его духовный наставник, отец–восприемник, опасаясь, чтобы исконный враг рода человеческого не поколебал веры Иоанна во Святую Церковь, тихо спросил: «Не смущают ли тебя какие-нибудь помыслы?»; — и услышал ответ: «Нет, батюшка, я спокоен духом и благодарю Бога» (1, с. 205).
Осталось также известным, что Иоанн, пребывая еще в расколе, проводил жизнь девственную, духовно сосредоточенную, полную нелицемерного стремления к Самому Господу Богу и к исполнению Его спасительных заповедей. От других раскольников он отличался особенной кротостью и снисходительностью ко всем, кто не соглашался с какими-либо его мнениями. Предлагаемые ему увещания он выслушивал с полным вниманием, за что, искренне стремящийся к Истине, он удостоился познать свои заблуждения и преставиться ко Господу в недрах Православной Церкви.
Во блаженном успении да упокоит Господь душу сего, истинно покаявшегося, Своего раба и сотворит ему вечную память!
СХИМОНАХ
Происхождение и род мирских занятий будущего старца Анании († ранее 1923) до его появления в Соловецкой обители нам остаются неизвестными. Всей его жизни в монастыре было более 52 лет, а на разных послушаниях во святой обители, включая и начальственные, провел он около 40 лет.
Как ни старался отец Анания скрывать от ближних свои иноческие подвиги, это ему не удалось. Добродетели, которыми одаривал его Господь, выдавали в нем подвижника. Вы — свет мира, — сказал Господь. — Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме (Мф. 5:14 — 15). Окружающая многочисленная монастырская братия стала почитать отца Ананию за монаха высокой духовности и, несмотря на его формальную малограмотность, его считали глубоко посвященным в тайны духовной жизни, изведавшим и испытавшим многое на самом себе.
Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного (Мф. 5: 16). Старец Анания стал служить для братии живым примером всегдашней уравновешенности, безропотности и терпения болезней. Он довольствовался исключительно общей братской трапезой — это было строгое соблюдение заветов преподобного Зосимы, основателя монастыря, — ничего из снедей, то есть пищи, не иметь и не вкушать в своей келье. К тому же старец отличался безмерной нестяжательностью.
Один из братии, больничный служитель, рассказывал о нем следующее:
«Однажды я был вызван к отцу Анании — осмотреть его больную ногу, Войдя в келлию, нашел его сидящим за работой. Он щипал пенку, хотя ему тогда было от роду уже около 82–х лет. Обстановка кельи была чрезвычайно убогой: в углу — стол, небольшой шкаф с церковными одеждами и монашескими принадлежностями, да посередине ее — маленький столик, на котором лежало кое-что из предметов для рукоделия. В другом углу висел простой рукомойник. Более ничего в келье не было, даже отварной воды для питья. И той вовсе не оказалось, когда она потребовалась для перевязки и примочки больной ноги отца Анании. Среди братии было известно, что всё, что ни получал отец Анания, он тотчас раздавал, почти ничего себе не оставляя.
При осмотре ноги обнаружилось, что на ней от колена до стопы, не оказалось кожи, которая, сойдя, обнажила голое мясо. И, как выяснилось, такую боль старец терпел немалое время, нисколько не облегчая своих телесных страданий.
Мне стало не по себе, я даже пал духом, решив, что с перевязкой придется возиться очень долго. Наложив повязку, я обещал отцу Анании зайти завтра и переменить ее. На другой день стучусь в дверь больного старца, а он отвечает из кельи: «Ладно, что лечить-то, уже и не вылечишь».
Тем лечение больной ноги и закончилось.
Несомненно, он [старец] прочел и почувствовал в моей душе малодушие и все мои нехорошие мысли и решил не лечиться, предав себя воле Божией, которая продолжила его жизнь после сего еще на некое время» (3, с. 114).
Этот уважаемый соловецкий старец был, прежде всего, творцом Иисусовой молитвы в ее высоких духовных степенях. Также и храмовые богослужения он посещал неустанно. А евангельская нестяжательность и абсолютное безразличие к окружающей обстановке, а точнее — полное смирение перед внешними обстоятельствами жизни, устрояемыми для пользы человека по воле Божией, — вот что украшало жизнь этого Божиего угодника.