Соловьи не поют зимой
Шрифт:
Мимо прошла шумная толпа молодых людей, и Юань отвлёкся. Потоптался на месте в ожидании, слегка использовал силу, чтобы не замёрзнуть, и отошёл немного в сторону. Люди шли и шли мимо к площади, а он ждал с замиранием сердца, ждал и надеялся…
Весь день Надя пела о любви. Одна за другой следовали арии из опер, оперетт, самые разные песни — и радостные, и печальные.
В лунном сиянии снег серебрится,
Вдоль по дороге троечка мчится.
Динь-динь-динь, динь-динь-динь —
Колокольчик звенит,
Этот звон, этот звон
О любви говорит…
Дмитрий
— Наденька, как у тебя дела? — спросил он, наконец решившись вклиниться между песнями.
— Праздник повсюду! — радостно объявила дочь. — И я тоже иду праздновать!
— С ним? — вырвалось у Астахова. — У тебя свидание?
Надя тихо засмеялась.
— Папочка, не задавай таких вопросов. Скажи, мне идёт это платье?
Платье, длиной до колен, было тёплого бежевого оттенка, с треугольным вырезом и длинными узкими рукавами. Любимый соловушкой классический стиль, дополненный высокими модными сапожками. Волосы вновь распущены, лишь слегка заколоты у висков. Таинственно поблескивающий голубой кулон на длинной серебряной цепочке немного просматривался в вырезе платья, но Надя по-прежнему прятала его.
Девушка была обворожительна, и сердце отца больно сжалось. А что, если тут и правда намечаются какие-то большие чувства? Радоваться же надо, но почему-то не получается. А ещё — Китай ведь так далеко…
Но Надя уже по обыкновению поцеловала папу в пушистые от бакенбард щеки, надела куртку и шапочку и выбежала на улицу.
Старая часть города — сплошь дома конца позапрошлого века. Судя по памятным именным табличкам, проживали здесь почётные граждане, учителя, торговые люди…. Красивые постройки, каменные и деревянные, в основном — двухэтажные, чинно стоят рядками, блестя снеговыми шапками в лунном свете. И все они — жилые до сих пор. Кружевная резьба окон и крылечек украшена сверкающими под звёздами гирляндами, веточками елей, блестящими шарами. Праздничные светящиеся вывески зазывают в крошечные магазинчики и ларьки. Но самое веселье — это лавки под навесами со всякой всячиной. Продавцы в старинных тулупах и душегреях предлагают сбитень и горячие пирожки с рыбой, довершая ощущение неожиданного проникновения в прошлое…
Пахло снежной свежестью, хвоей и выпечкой. Женщины, закутанные в цветастые платки, пели прямо на морозе русские народные песни под заливистую гармонь. Надя прекрасно знала певиц — все они были работницами их с отцом Дома Культуры. А вот и музей Соловья — настоящая русская изба с треугольным срубом, украшенная фигурками самых популярных в этом городе птичек. Отсюда открывается вид на маленькую площадь, давно уже блистающую роскошной новогодней ёлкой.
А вот и…
— Инчэн! — звонко воскликнула Надя, с трудом удержавшись, чтобы не подбежать к нему. Он выделялся из всех, как посланник другого мира, казался прекрасным и недоступным. Девушка приблизилась спокойно и неторопливо, но в груди вновь всё пылало и пело. Она была счастлива.
Он почувствовал её за мгновение до того, как звонкий голос нарушил тишину. Мир звучал для Юаня чаще фоном, и сам для себя он считал это своеобразной тишиной, но сейчас в неё музыкой пролилось его имя, пусть даже нелюбимое. Дракон в груди заворочался, поднялся и довольно заурчал, когда взгляды Нади и Инчэна встретились. В душе сами собой зацвели цветы, и Юань счастливо улыбнулся в ответ. Она пришла. В этот миг было неважно, что между ними… ему хотелось лишь оставить её лицо, улыбку и взгляд в своих воспоминаниях.
— Добрый вечер, — произнёс он изменившимся от чувств голосом и предложил Наде руку. — Покажите мне ваш прекрасный город, милая госпожа, а я расскажу вам о своём.
— Да… — голос девушки тоже дрогнул, когда она приняла руку очаровательного молодого мужчины. — Я надеюсь, что этот вечер будет очень добрым.
Они пошли вперёд, к ёлке, и Надя, обаятельно улыбнувшись, заговорила тоном заправского экскурсовода:
— Мы находимся в старой части города Соловьёвска, куда жители, сражаясь всеми силами со старой администрацией, героически не допустили новостройки. В основном, здесь можно увидеть старинные купеческие дома. Самые яркие в архитектурном плане постройки отданы под различные музеи, этнографические и краеведческие, и художественные выставки. Музей Соловья пользуется наибольшей популярностью. Каких только изображений этой птички там нет! Соловьи украшают старинные орнаменты, деревянную посуду, одежду ручной работы, а уж про разные игрушки и свистульки и говорить нечего! Также в музее звучат старинные граммофонные записи с соловьиными трелями… И всё это потому, — продолжала девушка, всё более и более воодушевляясь, — что прекрасная Ладомира, нежно любимая жена Чжоу Байцзуна, была настоящим соловьём. Таинственные люди-птицы, родом из волшебного Запределья, издавна известны на Руси. Ладомира и Байцзун остались в памяти жителей этого края как образец идеального супружества, они передавали всем вокруг свет и тепло своих душ. Про Чжоу ходили легенды, что он — восьмой брат китайского императора, оставшийся на Руси потому, что не захотел покидать свою дорогую жену, дочь Угличского князя.
Надя внимательно взглянула в лицо Инчэна.
— Вы сказали, что он и ваш предок тоже. Значит, вы должны всё это знать не хуже меня, правда? Признаюсь, сложно принять наше родство, слишком уж это неожиданно. Но… при первом взгляде на вас мне и правда почудилось, что между нами есть некая связь. Да, родство неизмеримо дальнее… но я встречалась и с теми, для кого тысячи лет — не срок.
Она замолчала на миг, пытаясь сообразить, не сказала ли чего-то лишнего… и нужно ли вообще от него таиться?
Юань слушал девушку очень внимательно и пытался уловить всеми чувствами её эмоции. Надя не лгала. Похоже, она и правда верила в то, что говорит. Сам он никогда не сомневался в словах дяди, но сейчас, обращаясь к прошлому, к сотням дней медитаций в последнем пристанище Великого Предка, вспоминал старые иероглифы на стенах. В детстве он думал, что старик-предок перед смертью выдумывал счастливые истории, сказки о лучшей жизни, в которой была его жемчужина и любимая женщина. Драконы расценивали это по-своему. Там, где предок рисовал счастливую семью, они видели обман и воровство, там, где предок изображал детей — усматривали иллюзию. Остаться верным предкам или довериться Соловушке… он улыбнулся, ему понравилось так называть её в своих мыслях. Моя Соловушка.
— Нет, — честно признался Юань, понимая, что не отвечает слишком долго, — нам мало что известно о нём. В старых свитках императорской семьи и далее в архивах нашего клана значится лишь то, что восьмой брат императора Чжоу был своеволен, не имел претензий на трон, его многие любили, ему позволялось многое. Говорят, когда он покинул Запретный город, мэйхуа… зимняя слива в саду его дворца перестала цвести. Много лет она стояла не живая и не мёртвая. А потом он вернулся, и снова появились цветы… будто его дух приносил саму жизнь. Многие современники тогда отмечали, что вернулся он глубоким старцем, хотя по возрасту ещё едва ли им был…