Сомаигрушки
Шрифт:
Клит улыбнулся. «Очень хорошо. Отлично сказано; я знал, что ты обучаем. Я думаю, что подожду ещё одну ночь для них». Он вернул шпули на место и взял другую пару. «Сегодня ночью что-нибудь милое, я думаю. Нежное. Для контраста».
Когда Клит ушёл к ней, Бернер постучал по лицевой панели, за которую Клит положил hyaena-шпули. Он посмотрел на дисплей и ужаснулся.
По поросшей кустарником равнине тащился зверь на шести коротких толстых ногах, с мощными плечами, бронированный грязно-коричневыми волокнистыми пластинами. Пучки волос росли разбросанными участками.
Он постоял, вскинул голову, ноздри широко раскрыты. Секундой позже, он пустился рысью и пена замылила его морду.
В травянистой болотистой низине он поймал самку. Самка, с обвисшим беременным брюхом, была меньше и менее проворна. Она повернулась лицом к самцу. Но он подкатился к ней, ударяя так, что она растянулась, выставляя живот. Он полоснул клыками и мгновением позже её живот был вскрыт. Зеленоватая кишащая масса, двигавшаяся внутри неё, начала выплёскиваться. Самец стоял над телом, ноги широко расставлены, дюжина тонких органов выступила из клапанов в его грудной клетке. Струи жёлтой жидкости брызнули на эту массу.
К тому времени, когда самка была полностью мертва, масса превратилась в стаю маленьких личинкообразных существ, которые стали питаться трупом своей матери.
Бернер отвернулся от дисплея. Это выглядело отвратительным процессом, хотя, без сомнения, сами звери видели это по-другому. Он подумал о Конфеточке, лежащей пустой и мёртвой под Клитом. Как Клит мог вытворять подобные вещи?
Клит взял шпули из коробки, помеченной HYAENA EXTRO-BRUNNEA. Он посмотрел на Бернера, маска нечитаема. Его глаза на секунду закрылись, затем открылись и в них, под блистающим предвкушением, лежала неуверенность — или так показалось Бернеру.
«Ничего. Ничего», — сказал Клит, резко качая головой. «После того, как мы закончим, я позволю тебе уйти. Вернуться к своей пещере и своей бронзовой женщине, и своим суевериям. Ты приложил максимум усилий, какие бы они там ни были».
Внезапно, Бернер понял, что Клит говорил правду. Сердце ёкнуло у него в груди, но он ничего не сказал.
«Когда я уйду… помни меня, отшельник». Клит улыбнулся, почти очаровательно, и позволил двери захлопнуться.
Бернер сказал двери: «Да, я буду помнить».
Бернер смотрел с самого начала, через силу, сердце его колотилось.
Клит подошёл к женщине. Он отодвинул волосы с её затылка и вставил образ-шпулю в её розетку. Она мгновенно встала на четвереньки, задвигалась с чужеродной быстротой. Клит вщёлкнул свою шпулю и присел в такую же неудобную позу на карачках.
Холопроекторы подхватили инфо-поток из активированных шпуль, и палуба превратилась в узкую тёмную пещеру. Пластины гниющей древесины и осыпающейся штукатурки уходили далёко вверх в темноту, воздух был ощутимо влажным. Перспектива Бернера немного изменилась и, казалось, что он смотрит в тускло освещенное пространство между некими гигантскими стенами.
Сейчас Конфеточка обходила Клита по кругу, а он ритмично покачивался, ожидая её. Золотая маска выражала желание, чистое и ничем неосложнённое.
До тех пор, пока она не прыгнула к нему и не подтолкнула своё тело под его, после чего Клит начал выглядеть озадаченно. Его глаза метались с боку на бок; маска мерцала умеренным замешательством. Но образ-шпуля держала его также крепко, как и её, и он потянулся к ней, тело его вытянулось. Он вздрогнул, прижал себя к ней, прилипая, пульсируя.
Клит, казалось, немного съёжился, словно перелил некоторую существенную часть себя в неё, а она, в свою очередь, казалась больше, становилась, даже когда скрутилась под ним, доминирующей фигурой.
Он соскользнул с неё, полежал, задыхаясь, и теперь замешательство усилилось и охватило всю золотую маску. Он, казалось, осознал, что что-то идёт неправильно.
Конфеточка повернулась и посмотрела на Клита, глаза её были полны новым голодом.
Клит начал вставать, потянулся за шпулей у себя на загривке.
Она прыгнула; она вонзила свои сильные зубы в его горло. Кровь забила струёй; он упал на спину. Он безрезультатно молотил её, его глаза были невероятно широко раскрыты, маска билась в конвульсиях. Кровь покрыла оба тела.
Клит собрал последние силы, сбросил её и выдернул образ-шпулю из шеи. Он полз к окну, уставившись на Бернера горящими глазами, ярость превратила маску в что-то ужасное.
Бернер замер, руки подёргивались на стекле. Клит убьёт его каким-то ужасным способом и страдания женщины продолжатся. Как он был глуп, думая, что он сможет перехитрить такое сильное и неконтролируемое существо как Клит.
Но, когда Клит добрался до двери и попытался подняться, силы покинули его. Ужасные глаза затуманились и через мгновение стали пусты от всего, кроме смутной растерянности. Он соскользнул на пол, и Конфеточка запрыгнула на тело.
Бернер отвернулся, когда она начала питаться. Он постучал по лицевой панели камеры, в которую он переложил шпули Hyaena Extro Brunnea. Лицевая панель засветилась, отображая наименование вида, который сейчас имитировала женщина: LATRODECTUS MACTANS. Он стукнул ещё раз и посмотрел на спаривание пауков, маленький самец оседлал огромное чёрное брюшко самки. Он посмотрел, как самка убила и съела самца.
Он был благодарен, что дверь звуконепроницаема.
Несколькими минутами позже время её образ-шпули вышло, и она свалилась на разорванное тело Клита. Бернер вошёл, вытащил её шпулю и пяткой раздавил шпулю на маленькие кусочки пластика и металла.
Лодка умирала, когда он выносил женщину. Трапо-поле мигало и завывало, очевидно, небезопасное. Вместо него он использовал аварийную лестницу, двигался медленно и осторожно с Конфеточкой на плечах. На каждой переборке, которые он проходил, экраны кровоточили и темнели, он смог услышать треск солиноидов, когда система отключилась. К тому времени, когда он добрался до шлюза, который открылся также автоматически, как рот мертвеца, лодка была мертва и безмолвна.