Соmеdiе dе Frаnсе
Шрифт:
Однако дом, у которого Рауль остановил коня, выглядел куда чище и свежей тех, что стояли по обе стороны от него.
Первый этаж его был каменным, а второй, третий и четвертый — деревянными. Верхние этажи слегка выдавались вперед, нависая над улицей. Окна выходили на улицу, а хозяйственные пристройки располагались во дворе.
Постучав в дверь, он дождался, пока хозяйка откроет. Та явно даже в маске узнала его, потому что зажала ладонью рот.
— Господин…
— Тихо, — перебил ее Рауль, — я привел постояльца. Нам
Хозяйка быстро закивала. Кликнула горничную и приказала отвести Кадана на второй этаж, Рауль же остался договариваться о цене.
Войдя внутрь, Кадан сразу же оказался в главной комнате, куда от порога вело несколько ступенек. Она, очевидно, служила хозяйке гостиной и столовой, а за ней шла другая, поменьше, откуда доносился запах тушеной птицы. Низенькая дверца в углу вела в погреб.
Хозяйка кликнула слугу, и тот проводил Кадана по лестнице на второй этаж. Здесь располагались спальни.
Верхние этажи сдавались внаем. Третий и четвертый — беднякам. Там в одной комнате, разделенной перегородками, могли жить несколько семей.
Но второй этаж сдавался целиком, и когда слуга произнес:
— Ваша спальня справа. Слева гостиная и кабинет, — Кадан поначалу не поверил своим ушам.
Кадан с удивлением разглядывал то место, куда его привели. Здесь были не только собственная кровать и окно, но еще и несколько тумб, и туалетный столик для дам. Вся мебель была срублена довольно грубо, но добротно.
Рауль, появившийся у него за спиной, с легким скепсисом огляделся по сторонам.
— Тебе подойдет? — спросил он. Мужчина шагнул вперед и замер, почти касаясь его.
— От театра же очень далеко… — пробормотал Кадан. Сказать по чести, отказываться он не хотел — здесь было светло, и ему к тому же обещали слугу.
— Я решу этот вопрос.
— Вы перенесете театр поближе ко мне? — Кадан обернулся к нему и насмешливо вскинул бровь.
— А ты бы хотел?
Кадан поколебался. Судя по тому, как разговаривал его непрошенный поклонник с хозяйкой, он мог. Мог много чего. Но и цену Кадан прекрасно знал.
— Может быть, потом.
Рауль развернул его лицом к себе.
— Я заслужил хоть что-нибудь? — спросил он. — Хотя бы маленький фавор?
Кадан закусил губу.
— У меня ничего нет, — сказал он. Потом подумал и коснулся губами скулы Рауля. Он целовал мужчину — хоть бы и так — в первый раз. Тут же отстранившись, он почти заискивающе заглянул тому в глаза, надеясь, что Рауль не потребует еще.
— Для первого раза сойдет, — признал тот.
Как Рауль собирался решить вопрос перемещения по городу, Кадан узнал к концу недели — в те дни, когда труппа должна была возвращаться в город.
Все это время сам Кадан пребывал в противоречивом состоянии: с одной стороны, ему как будто бы дали воздух. В его комнате теперь всегда было
Ему стелили постель и готовили ванну каждые два дня.
Именно здесь Кадан впервые искупался целиком в горячей воде — и процедура эта так понравилась ему, что он не захотел вылезать.
Если он и беспокоился о том, что все это могут у него отнять, то разве что чуть-чуть. Он не сомневался, что жизнь — это колесо. И надо ловить момент, пока ты наверху.
Несколько больше его волновала судьба коллег.
Рауль, за все время дважды навестивший его, уверял, что с ними все будет хорошо.
— Мои друзья уже вернулись в город. И поверьте, они оставили домочадцев барона де Голена живыми и почти здоровыми. Не бандиты же мы, в самом деле, чтобы убивать людей.
— Тогда зачем было нападать? — в первую их встречу спросил Кадан.
Рауль пожал плечами.
— Нам не нравится этот старикан.
Кадан спорить с ним не стал. Он понимал, что для аристократов пара синяков на лице Матильды или выбитый зуб не значат ничего.
— Мне странно, что ко мне ты относишься иначе, чем к другим, — только и сказал он, когда Рауль пришел к нему второй раз.
Рауль улыбнулся уголком губ.
— Потому что ты — не такой, как они. Ты — золотая искра в крупице лошадиного дерьма.
Рауль провел тогда ладонью по его щеке, но больше касаться его не стал — хотя и мог.
В конце недели гастроли в самом деле завершились благополучно — Кадану сообщил об этом слуга, которого он посылал к театру каждый день.
Он собирался навестить их и сказать, что с ним все хорошо, но время было уже позднее, и он решил заняться этим с утра.
А наутро, поднявшись с кровати, потянувшись и выглянув в окно, он увидел резную карету, перегородившую проулок. Кучер в голубой ливрее сидел на козлах и, завидев его, помахал рукой.
— Молодой господин, все готово. Когда пожелаете — можем выезжать.
Кадан замер, глядя на него и думая, что должен сказать.
— Это карета господина Рауля? — только и спросил он, хотя этого факта трудно было не понять без лишних слов.
— Нет, она принадлежит вам. Господин Рауль передает ее в ваше полное распоряжение вместе со мной.
Кадан опасливо огляделся по сторонам. Карета не имела на дверцах вензелей, но вместо них ее украшали золоченые завитки. Настоящий ли это металл или нет — с такого расстояния было не разглядеть, но определенно в квартале ремесленников они, как и кучерская ливрея, смотрелись неуместно.
— Я скоро спущусь, — выдавил он несколько смущенно и, крикнув слугу, принялся приводить себя в порядок.
Кучер отвез его в театр, где Кадан долго говорил с Бертеном и рассказывал обо всем, что произошло.