Сон Бруно
Шрифт:
Девочка, как сразу же мысленно назвал он Диану, была в шерстяном коротком голубом платье без пояса. Она выглядела пухленькой в этом облегающем платье – округлости груди, живота, бедер четко обрисовывались плавно расширяющимся платьем. У нее были чистые темно-карие глаза, правильный прямой нос, длинные, гладко зачесанные назад волосы, которые сейчас, на солнце, отливали серебристо-золотым блеском. Лицо – непроницаемое, сосредоточенное, как бы жаждущее чего-то. Денби тотчас уловил ее неудовлетворенность, ее готовность к решительным поступкам. Чувственная, соблазнительная девочка, каких теперь не
– А меня вы такой себе представляли?
– Признаться, я вообще не много о вас думал. Зато буду думать теперь.
– Вы очень любезны.
Они снова рассмеялись.
– Хотите выпить? – спросила Диана. – Майлз бросил пить. Вот ужас, правда?
Она достала из белого буфета бутылки с джином, вермутом, ликером и небольшие хрустальные бокалы.
Денби был благодарен Диане за приглашение. Выпивка в этот час дня была для него ритуалом; после первой вечерней порции всегда наступали минуты блаженства, которое разливалось по всему телу. А сейчас ему было приятно вдвойне, поскольку он не ждал ничего подобного.
– Я люблю выпить вечером, но только не в одиночестве.
– В таком случае я рад, что зашел и могу составить вам компанию.
– И я рада, что вы зашли! А то Майлз совсем оторвался от своей семьи.
– От семьи? Да, я, пожалуй, сойду за родственника.
– По-моему, семейные узы очень важны.
– Смотря какая семья. А чем вы занимаетесь, Диана?
– Чем? Я домохозяйка. А вот чем вы занимаетесь, я знаю.
– Наверное, я бизнесмен. Или печатник. Все не пойму как следует, кто же я такой.
– Я тоже не пойму как следует, кто я такая. Но кажется, это потому, что я вообще никто.
– И вы нигде не работаете?
– Да нет же. Я сижу дома.
– Пылинки сдуваете?
– Да. Слежу за домом, за садом, готовлю, навожу красоту.
– Творите.
– Не валяйте дурака. Выпейте еще.
– Майлз когда придет?
– Он вернется поздно. У них какое-то сборище на работе, от которого он не смог отвертеться. Он терпеть не может этих сборищ.
– Майлз не очень-то общителен, да?
– Да, он не выносит людей.
– А вы, по-моему, наоборот.
– Да, я гораздо общительнее Майлза. Можно мне тоже навестить Бруно?
– Конечно. Он очень хочет вас увидеть.
– Правда? Я думала, он и не подозревает о моем существовании.
– Ну что вы, ему не терпится с вами познакомиться.
– Это меня радует. Только пусть сначала Майлз сходит к отцу. А мне всегда хотелось познакомиться с вами и Бруно. Он очень страдает?
– И да, и нет. У него нет болей, и он в здравом уме. Он вас полюбит.
– И я его полюблю.
Какой же я дурак, думал Денби. Даже представить себе не мог, что встречу здесь такую девочку. Просто счастье для Бруно. Она найдет подход к старику. Женщины в этом смыслят гораздо больше. Он снова оглядел комнату. Женщина, которая ничем не занята, сидит в обитом ситчиком кресле и читает. Он увидел книгу на одном из кресел. Джейн Остин. Женщина, которая, наверное, немного скучает. Которая чего-то ждет.
– Очень рад, что мы наконец познакомились, – сказал Денби.
Господи, какая сексуальная музыка, подумал он. Что же это такое? Очень знакомая мелодия.
– Что это за пластинка?
Диана усилила звук. Это был медленный фокстрот, классический, благородный, чрезвычайно сладкозвучный, всколыхнувший в душе Денби драгоценный, хотя и не очень уместный, отзвук прошлого. Ноги его сделали заразительное скользящее движение по устилавшему пол гладкому ковру. Он шагнул к Диане, обвил рукой ее талию; они танцевали молча – вперед, назад, поворот, медленно, ритмично, слаженно, их тени, слитые воедино, порхали по стенам следом за ними.
Музыка кончилась, и они отстранились друг от друга. Взгляд голубых глаз погрузился в карие, и карие потупились.
– Вы прекрасно танцуете, Диана.
– Вы тоже.
– По-моему, медленный фокстрот – это самый лучший танец на свете.
– Да. И самый трудный.
– Сто лет не танцевал.
– Я тоже. Майлз не выносит танцев.
– В свое время я побеждал на танцевальных состязаниях.
– Я тоже.
– Диана, а что, если я приглашу вас как-нибудь днем в танцевальный зал, знаете, в такой, для всех. Вы придете?
– Конечно, нет.
– Майлз ведь не будет возражать, как вы думаете?
– Денби, не валяйте дурака.
– Диана, медленный фокстрот?
– Нет.
– Медленный фокстрот?
– Нет.
– Слоуфокс?
– Нет.
Глава IX
Босоногий Найджел сидит на корточках у ограды и смотрит куда-то вниз. Руки в ржавчине, ноги заляпаны грязью. Случайный в этот поздний час прохожий подозрительно оглядывается на него. Найджел, не меняя позы, улыбается, его зубы блестят в полутьме, отражая свет отдаленного уличного фонаря. Прохожий, постояв в нерешительности, пятится и бросается прочь. Продолжая улыбаться, Найджел возвращается к прерванным наблюдениям. За незашторенным окном жилец полуподвальной квартиры укладывается спать. Вот он снимает брюки, небрежно бросает их на пол, подходит к умывальнику, оправляется. Стягивает с себя рубашку с обмахрившимся подолом и принимается деловито чесать подмышки. Вот он перестает чесаться и с серьезным видом нюхает пальцы. Прямо поверх грязного нижнего белья надевает мятую пижаму и неуклюже забирается в постель. Некоторое время он лежит, равнодушно уставившись в потолок и почесываясь, потом выключает свет. Найджел поднимается на ноги.
Вот они, достопримечательности его ночного города, места, куда стекаются паломники, места, где грешат, места, где отпускаются грехи. Босоногий Найджел бесшумно скользит по тротуару, прикасаясь к каждому фонарному столбу. Он видел людей попранных, обессиленных, проклинающих, молящихся. Он видел, как человек, подложив мягкую подушечку, становится на колени, складывает в молитве ладони и закрывает глаза. Повсюду из человеческих сот священного города исторгаются молитвы любви и ненависти. Отрешившийся от собственного «я», Найджел тихо обходит семимильными шагами город, а вокруг него со слабым шелестом устремляются ввысь молитвы. Какую бы религию ни исповедовал человек, она всегда возвышает душу. По темным проулкам смуглые почитатели культа в белоснежных одеждах безмолвно несут белые благоухающие гирлянды, дабы прикрыть ими наготу Великого Шивы.