сон для двоих
Шрифт:
Ким Сатарин
Сон для двоих
Земля - 1
Вот если классического бедуина посреди Сахары спросить, что сейчас происходит на побережье тихоокеанских островов, и он неожиданно начнет лепетать что-то про катящиеся водяные валы, захлестывающие дома и деревья, что подумает рядовой обыватель? Уточняю: наш гипотетический бедуин отродясь из пустыни не вылезал, а океан представляет себе исключительно по рассказам - даже не очевидцев,
Я, когда погода позволяет, обычно хожу на работу пешком. Сегодня было мокро, но умеренно мокро. Можно не бояться, что проезжающая машина забрызгает с головы до пят или что ботинки промокнут в бесконечных лужах, обойти которые попросту невозможно. С неба сыпалась мелкая морось, от которой, как и от осеннего ветра, меня надежно защищала ветровка. Я шел по засыпанному грязным песком тротуару, погруженный в свои мысли. Со мной так часто бывает: вдруг я начинаю обдумывать некие реальные или гипотетические ситуации, не имеющие к моей жизни прямого отношения. Косвенное, однако, отношение такие умственные упражнения ко мне все же имели. Этакий тренинг на формулирование мыслей и позиции по теме, по которой хоть изредка, а приходится высказываться. Это я в данном случае про экстрасенсорику.
Были у меня и знакомые экстрасенсы, а мой приятель, психолог, даже работал в группе по исследованию экстрасенсов. И, при всей приверженности строгой академической науке, он не считал их всех шарлатанами и мистификаторами. Мои же собственные знакомые баловались целительством. Результаты были неплохими, но в какой степени их можно объяснить обычным психотерапевтическим воздействием - вопрос, не имеющий ответа. Психотерапевтические приемы ведь не обязаны быть внешне заметными и вполне могут быть поданы в любой другой упаковке. Во многих случаях так даже лучше.
На перекрестке я перешел на другую сторону, дождавшись зеленого света. Старею: раньше я пересекал улицы, где попало - то есть где удобнее. Но раньше и движение на улицах было заметно слабее. Теперь делаю все по правилам. Дольше и дальше, зато спокойнее. Сегодня я уже легко допускаю, что однажды, шагнув на проезжую часть, элементарно забуду посмотреть налево. После пятидесяти уверенность в собственной безошибочности исчезает, размытая то ли утратой гормонов, то ли печальным жизненным опытом, то ли подаваемыми телом недвусмысленными сигналами - ты, мол, парень, уже не молод. Старательно выбирая, куда поставить ногу - некогда асфальтированный, тротуар покрылся выбоинами и грязью - я добрел до центральной улицы. У нас в городе, даром что областном, как в плохой деревне - есть одна улица, на которой и сосредоточена вся жизнь. В данном случае жизнь транспортная, по центральной улице ходило три четверти всего транспорта города, так что перейти можно только на светофоре.
А там, едва удалившись от главной улицы на сто метров, я очутился среди одно- и двухэтажных деревянных и полудеревянных домов 19 века. Грязь, кучи гниющих отбросов, разваливающиеся сараи и гаражи, поваленный штакетник, дощатые будки сортиров, выщербленные кирпичные стены. Здесь следовало опасаться собак, прикормленных местными жителями и возомнивших эти проходные дворы своей законной территорией. Иногда они всей стаей без всяких причин набрасывались на случайного прохожего, облаивая
Пройдя метров сто вдоль трамвайных путей, я подошел к одноэтажному нашему учреждению. Как всегда при дожде, напротив входа образовалась большая лужа, так что следовало выждать, пока в потоке машин образуется брешь, чтобы не быть облитым потоком брызг по самые уши. И даже водителей обвинять не в чем - лужа тянулась почти до трамвайных путей, объехать ее невозможно, а снижать скорость на каждой луже - это любого водилу до инфаркта доведет в полчаса. Лужи на многих улицах нашего города при хорошем дожде - сплошные, ливнёвка совершенно не справляется. Нет, город, в котором жил почти тридцать лет, я категорически не любил.
Мой сосед по кабинету, носивший прозвище Пушкин (к поэзии - никакого отношения, просто потому, что Александр Сергеевич), тихо буркнул приветствие и продолжил двигать мышкой, уперев глаза в монитор. То ли он пасьянсы раскладывал, то ли документы какие составлял - вероятность того и другого была примерно одинакова.
– Что у нас новенького?
– поинтересовался я, не рассчитывая на содержательный ответ.
Новостей в нашей забытой богом и нормальными людьми конторе ожидать не приходилось. В кабинете размещались сразу две службы - с полагающимся набором специалистов. Иногда их в кабинете сразу оказывалось аж целых пять штук. Или голов, или экземпляров - как кому удобнее. Задачи обеих служб, если попросту, заключалась в написании соответствующих бумаг. Служба, где трудился я, писала одни бумаги, та, в которой работал Пушкин - другие. Именовалось это оказанием помощи, но реальная роль наших бумаг представлялась мне весьма сомнительной. Однако многие из наших клиентов об этом не подозревали, продолжая верить нашему государству. Вредно все-таки смотреть телевизор...
– Тебя там один мужичок искал, - буркнул Пушкин, не отрывая взгляда от монитора, - сказал, в два часа подойдет.
Ланзор - 1
Огненный шар Кюи наполовину выглянул из-за зубчатой кромки горизонта. Острые вершины ареак за окном окрасились желтым, а на вездесущих Грибах засияли розовые отблески. Навир крутанул ручку крана и с отвращением поглядел на ржавую тонкую струйку - вода, как часто бывало поутру, не протеклась, не промыла заржавелые трубы. А ждать некогда. Отпив воды из чайника и сжевав утренний бутерброд, он выскочил на свежий воздух. Вчера привезли аппарат очистки воздуха, и сегодня предстояла его разборка для последующего ремонта. Дело было ответственным, их отделение такую работу раньше не выполняло и без его участия обойтись не могли. По тропинке, петляющих среди обветшалых двухэтажных домов Навир в несколько минут добрался до края поселка. Здесь с огромного Гриба его окликнул грибник Астольд:
– Не спеши так, все равно придется регулятора Синих ждать.
– Зачем Синим наш участок понадобился?
– вопросил изумленно Навир, останавливаясь возле ножки Гриба.
Ножка, абсолютно ровная, достигала трех метров в диаметре. Обычный человек, прикоснувшись, счел бы ее упругой: только грибники могли вонзать в нее кисти и ступни, добираясь таким образом до возвышающейся на восьмиметровой высоте шляпки. Астольд неспешно слез, пожал соседу руку и равнодушно ответил, что ремонтный участок регулятора совершенно не интересует.
– Он по твою душу. Вербовать тебя будет...
Астольд, тридцатилетний чиновник местного образования, прекрасно знал, как Навир относится к Синим. И когда тот демонстративно фыркнул, спокойно сказал: - Я и говорю, не спеши. Он еще не приехал.
Грибники, вообще-то, славились всезнанием. Навир полагал, что постоянное потребление сукомы позволяет развить некоторые телепатические способности. Астольд всегда утверждал, что это слишком индивидуально и зависимость здесь не столь выраженная.