Сон и явь. Перепутье
Шрифт:
ЧАСТЬ I
Вы никогда не знаете, когда случится ваш последний вдох. Просто в один миг вы перестаёте дышать, а вместе с вами перестаёт дышать душа человека, который вас любит.
Один миг. Одна чья-то ошибка. Четыре смерти. И одно сердце, тихо умирающее от тоски по четырём любимым людям.
Пролог
Я открываю глаза. Вокруг гробовая тишина и только слышен звук аппарата, который мониторит моё сердцебиение. К руке прикреплена капельница. Хочу приподняться, чтобы осмотреться, но от резкого треска в голове, ложусь обратно. Только сейчас
Помню, как мы возвращались с моего дня рождения домой. Мой жених Лукас был за рулём, он обсуждал детали нашей предстоящей свадьбы с моим отцом, сидящим рядом на пассажирском сидении. Я смотрела на них двоих с восхищением и любовью, ловила каждое их слово. Улыбалась и чувствовала себя самой счастливой. Мама с сестрой сидели рядом. Мама, держа меня за руку, склонила голову мне на плечо и мирно спала, а сестра что-то рассказывала. Она всегда что-то говорила, эмоционально и весело. Это было прекрасное мгновение.
Жмурюсь от боли в голове, сползаю обратно вниз и прячусь под одеяло. Последующие воспоминания холодом проходятся по мне.
На мой телефон раздался звонок. Он лежал рядом с Лукасом, и я попросила передать мне его. Лукас снял его с зарядного устройства, хотел было протянуть мне, но выронил себе под ноги. Потянулся за ним. Кажется, прошла лишь секунда, пока Лукас доставал смартфон из-под своих ног, но вот уже глаза слепил яркий свет фар, а из наших уст вырывался крик. Лукас среагировал моментально, попытался вырулить в сторону, но было поздно. На большой скорости наш автомобиль столкнулся с грузовиком и вылетел в кювет.
Темнота. Звон сирен. Я открыла глаза и увидела бездыханные, окровавленные тела матери, отца, сестры и жениха.
— Нет, — на глазах нарастают слёзы. — Нет-нет-нет.
В палату входит молодая медсестра.
— Где они? Где моя семья? С ними всё хорошо?
— Успокойтесь, пожалуйста, ваш врач сейчас подойдёт.
— Плевать мне на врача! — пытаюсь встать. Предчувствие приближающейся катастрофы не покидает меня. — Где мои родители? Где Лиана? Где Лукас?
— Прошу вас, лягте обратно, — подхватывает меня, когда я, попытавшись встать, падаю на пол, забыв о сломанной ноге. — Вы слишком слабы.
— Просто скажите, что с ними всё хорошо, и я успокоюсь.
В палату входит врач. Высокий, строгий, мужчина средних лет. Он просит медсестру уложить меня обратно. Подходит ко мне, осматривает, проверяет все показатели, и только потом обращает внимание на поток моих бесконтрольных вопросов, которые продолжают сыпаться на него на протяжении всего времени.
— Они живы? Живы?
— Мне очень жаль, — его лицо смягчается, а в глазах читается такое сочувствие, что у меня живот сводит от ужаса.
— Что вам жаль? Они в коме? Без сознания? Но всё же будет хорошо, да?
— Спасти удалось только вас.
— А мои родители? Сестра? Лукас? Их спасают сейчас? — я не хочу слышать, что он говорит. Надеюсь, что он исправит свои слова, скажет, что всё в порядке.
— Двое мужчин скончались на месте, женщины по дороге в больницу. Вы единственная, кого удалось спасти после десятичасовой операции.
— Вы сейчас хотите сказать, что все умерли, а вы десять часов спасали мне жизнь? Вы это хотите сказать?
— Именно, — он говорил тихо, но голос его громом прошёлся
— Нет, это какая-то ошибка. Они все живы, — перевожу взгляд на медсестру и смотрю на неё с мольбой. — Они ведь живы?
Меня начинает трясти, из глаз льются слёзы. Я задыхаюсь и нахожусь в полуобморочном состоянии. Встряхиваю головой, в надежде, что всё слетит к чертям: врач и медсестра, больничные стены и авария, и мы продолжим дорогу домой всей семьей.
Но этого не случается.
— Скажите, что это шутка, умоляю вас, — вновь смотрю на мужчину с надеждой. — Умоляю вас! В этой машине была вся моя семья. У меня нет никого, кроме них.
— Мне очень жаль.
– Жаль? Вам жаль? — у меня начинается истерика. Слёзы льются градом из глаз и голос срывается на крик. — Зачем вы спасали мне жизнь, когда знали, что все, кого я люблю, умерли? Как вам такое в голову могло прийти? Как? Вы садисты?
Он велит медсестре что-то вколоть мне, и пока она отходит в поисках медикаментов, я бьюсь в агонии. Моё сердце будто сжигают заживо. Я горю, мне плохо. Я хочу умереть. Убить себя. Сдираю с себя капельницы, пытаюсь сорвать повязку с головы. Меня пронизывает адская боль от ран. Но это ничто, по сравнению с тем, какая боль разламывает мою душу изнутри.
Я кричу на них, умоляю меня убить. Сделать хоть что-нибудь, чтобы я перестала чувствовать тот ужас, что нарастал в груди.
Мне делают укол, мужчина держит меня из последних сил, чтобы я себя не покалечила. Ему на помощь приходят ещё два медработника. И они продолжают держать меня до тех пор, пока я не отключаюсь, уйдя вновь в темноту.
Глава 1
Мою жизнь поставили на паузу. Два года я существую, словно овощ. Работаю, чтобы прокормить себя, и много сплю, чтобы не оставаться наедине со своей душевной болью. Какой дурак сказал, что время лечит? Я продолжаю умирать изо дня в день и не вижу этому конца и края. Никакие походы к специалистам не помогли мне выбраться из личного ада. Я продолжала и продолжаю гореть.
Если в первые месяцы после смерти родных, я пыталась избавить себя от мучений, делала все, чтобы покончить с болью и наложить на себя руки, то сейчас я свыклась со своими страданиями, приняла их в надежде, что жить мне придётся недолго. Меня клали в лечебницу, когда я пыталась покончить с собой. Но результат был одинаковым — как только я выходила, через время снова попадала в больницу. Целый год я проходила реабилитацию. Со мной разговаривали десятки специалистов. Я понимала, что они хотят донести до меня, слышала их, но ничего не могла с собой поделать. Всегда презирала таких людей, как я. Не понимала, как можно так легко распрощаться со своей жизнью, не ценить её. Поэтому, когда они говорили со мной, я осознавала, что они хотят от меня, что хотят донести до моего сознания. Но как только оказывалась один на один с собой и вспоминала, что осталась во всем мире одна: ни родителей, ни сестры, ни жениха, с которым мы должны были так скоро пожениться, я срывалась. И лишь однажды, когда мне приснилась мама, я успокоилась. Она горько плакала, обнимала меня, умоляла остановиться, говорила, что ей больно. Я понимала, что это всего лишь сон, но он подействовал на меня лучше любых психологов и препаратов. Теперь, каждый раз, когда я задумывалась о том, чтобы что-то с собой сделать, я вспоминала слёзы мамы, и все мысли как рукой снимало.