Сон и явь. Перепутье
Шрифт:
— Вы никогда не рассказывали мне об этом.
Её слова согревают и ласкают мой слух. Хочется поставить на паузу время и до конца жизни слушать её рассказы про Лукаса. Про нас.
— Ты напомнила мне о нём.
— Я? — хмурю брови, не понимая её.
— Тоже лежала, улыбалась и о чём-то шепталась по телефону.
— Господи, Линда, — я чувствую, как начинают полыхать мои щёки от стыда. — Вы ведь не подумали, что я говорила с кем-то, в кого влюблена?
— Ты произвела именно такое впечатление, — она мягко улыбается. — И я буду рада, если не ошиблась.
— Вы ошиблись, — оскорбляюсь
— В этом нет ничего зазорного.
— Это был мой друг, — продолжаю краснеть. — Он фотограф и владелец фотошколы, в которой я учусь.
Она улыбается мне так, словно мои слова ничего ей не доказывают.
— Он тоже потерял сестру, понимает меня и поддерживает. Между нами нет ничего, о чём вы подумали.
— Ты оправдываешься. Только зачем? Я ведь, наоборот, хочу, чтобы ты жила дальше. Или хочешь закончить, как я? Остаться одной, без любви и детей?
— Я не загадываю так далеко. Но сейчас не хочу видеть рядом с собой никого, кроме Лукаса.
— Послушай меня, девочка, — она касается моей руки. — После того, как отец Лукаса ушёл, бросив меня беременную на улице, через пару месяцев я встретила мужчину. Замечательный человек. Он помог мне с работой, с жильём, был рядом, когда родила Лукаса и ещё долгое время после. Он любил меня, признавался в этом неоднократно, а я воротила носом, разочарованная в мужчинах и в любви. Мне казалось, что он поступит со мной так же, как бывший муж, поэтому всегда держала его на расстоянии. Со временем, он отдалился от меня, потом встретил другую и женился. До смерти Лукаса мы поддерживали связь с ним и его семьей. Он оказался хорошим и верным семьянином. И я всегда смотрела на его жену с завистью, понимая, что если бы не держалась за прошлое, то могла бы быть на её месте. Но я упустила все шансы быть счастливой. И не хочу, чтобы с тобой случилось подобное.
— Но Лукас не бросал и не предавал меня.
— Но его больше нет рядом, а у тебя вся жизнь впереди, — продолжает она настойчиво.
Её лицо искажается, словно она чувствуют вину передо мной. Старается это скрыть, но я улавливаю это чувство. Становится не по себе.
— Что с вами? Почему вы так хотите, чтобы я забыла вашего сына и шла дальше?
— Я не хочу, чтобы ты его забывала. Твоя верность и любовь к нему, радость для моего материнского сердца. Но я и тебя люблю, как родную дочь, поэтому не хочу, чтобы ты страдала.
— Линда, — в голове вдруг мелькает вопрос Итана. — А что, если бы Лукас был жив, а меня не стало? Он вёл бы себя иначе, не так, как я? — смотрю на неё внимательно, стараясь не пропустить ни одной её эмоции.
Она молчит какое-то время, глаза вдруг отводит в сторону. Мнётся, словно нервничает.
— Не знаю, — отвечает она неуверенно. — Но, если бы он вёл себя, как ты, то я просила бы его о том же, о чём прошу тебя сейчас.
— И он бы прислушался? Поймите меня правильно, я хочу понять, как поступил бы с нашими отношениями Лукас. Ведь два года — это небольшой срок для тех, кто клялся любить вечно.
— Он никогда меня не слушался.
Я чувствую, что ей не нравится этот разговор, а точнее, мои вопросы.
— Просто останься папа в живых, он больше не задумался бы о любви с другой женщиной. И
— Не сравнивай вас с ними. Они прожили вместе много лет и построили крепкую семью.
Её слова неприятным эхом раздаются в сердце.
— Вы намекаете, что мы слишком мало были вместе и неизвестно, построили бы крепкую семью?
— Я не это имела ввиду, — говорит она, но глаза твердят об обратном.
— А, по-моему, именно это, — не желая продолжать этот разговор, я встаю с места. — Спокойной ночи, Линда.
Она не настаивает на том, чтобы я осталась, желает мне сладких снов, и я выхожу из кухни, направляясь в комнату Лукаса. Очевидно, ей тоже не пришёлся по вкусу наш диалог.
Захожу в спальню, раздеваюсь и зарываюсь в холодную постель, спрятавшись полностью под одеяло и свернувшись в кокон. Хочу избавить себя от мысли, которая засела в голове, будто Лукас на моём месте сейчас уже был бы с другой. В красках представляю, как он целовал бы её, спал с ней и говорил слова любви. Глаза наполняются слезами от колющей боли в груди. Не хочу думать об этом, хочу выкинуть из головы весь этот хлам, который каким-то образом оказался в моей голове. Я сказала Итану, что хотела бы, чтобы Лукас был счастлив, не жил такой жизнью, какой живу я. Но, кажется, я солгала. Мне претит мысль о том, что его счастье могло зависеть от другой женщины.
Вылезаю из-под одеяла, дотягиваюсь до рамки с нашей фотографией, стоящей на тумбе, беру её и обнимаю. Закрываю глаза и стараюсь убедить себя, что обнимаю живого человека, а не бездушный предмет.
— Никогда и никого не любил так, как люблю тебя, — шептал Лукас мне на ухо в этой самой постели. — Кому-то нужно ехать в храмы, другие страны, чтобы почувствовать себя спокойно и счастливо. Мне для этого достаточно обнять тебя, — продолжал он, обнимая меня сзади.
Я прижималась к нему крепче, расплываясь в улыбке, ведь это было взаимно.
— Когда люди говорят такие слова, они не способны быстро найти замену любимому, — твержу я самой себе, стараясь успокоиться.
Полночи не могу уснуть, возвращаясь мыслями в наши дни с Лукасом. Как же было тогда хорошо. Всё вокруг казалось волшебным и возможным.
Глава 10
Спустя несколько дней я возвращаюсь обратно в город и еду на кладбище к родным. Все эти дни прошли незаметно. Тему ночного разговора с Линдой мы больше не поднимали, и в целом провели хорошо время. Мы собирались компанией, играли в настольные игры, говорили обо всём на свете и порой смотрели старое, доброе кино. Лишь с наступлением ночи, я пряталась в комнате под одеялом и плакала, пока глаза не закрывались от слёз и усталости.
— Привет, мам, — целую камень, нагревшийся от солнца. — Я скучала по вам. Как у вас дела? — спрашиваю я, прибираясь вокруг могил. — Была у тёти Линды. Все родные приехали её навестить в день её рождения, она была очень рада нас всех видеть.
Подметаю землю от скопившихся листьев и мусора. Рассказываю им, как проходили мои дни и последние новости наших знакомых. Когда я говорю с ними, моё воображение рисует картину нашего дома. Что мы, как прежде, собираемся за нашим обеденным столом и делимся своими историями.