Сон и явь. Перепутье
Шрифт:
— Итан, мне пора, — Майер, не успев ответить бабушке, смотрит на меня с удивлением. — Проведёшь меня к выходу? Мужчина решает ничего не спрашивать на глазах у всех, молча встаёт вслед за мной.
— Я скоро буду, — говорит родным.
Я прощаюсь со всеми, отдельно подхожу к Диане и благодарю за радушный приём и извиняюсь, что ухожу так быстро, ссылаясь на плохое самочувствие. Она понимающе улыбается, благодарит в ответ, что я пришла, обнимает, и мы прощаемся.
— Что ты делаешь? — спрашивает Итан, когда мы
— Заказываю такси. Какой здесь адрес? — поднимаю на него голову.
Он выхватывает телефон из моих рук и смотрит на меня строго.
— Что с тобой происходит?
— А что со мной происходит? — переспрашиваю, не зная, что ему ответить.
— Не строй из себя дурочку. Почему ты говорила с этой женщиной в таком тоне? Она задавала безобидные вопросы.
— А я безобидно ей отвечала.
— Я знаю тебя. Это было совсем не безобидно, — он открывает пассажирскую дверь. — Садись в машину, я отвезу тебя домой.
— Не стоит утруждаться. Там тебя все ждут.
— Садись в машину, — цедит сквозь зубы.
Впервые вижу его таким недовольным. Решаю не перечить и, как только оказываюсь в автомобиле, он хлопает за мной дверью. Он садится за руль и заводит машину. Всю дорогу мы молчим. И только, когда заезжаем на мой квартал, он заговаривает со мной:
— Ты объяснишь, в чём дело? Мне не понравился тон, в котором ты разговаривала с Терезой.
— Пусть это останется при мне, — отвечаю нехотя. — Всё-таки, это твои дедушка с бабушкой.
— Условно.
— Не поняла? — вопросительно смотрю на него.
— Условно мои дедушка с бабушкой. Их сын был лучшим другом моего отца. Когда он умер, они взяли нашу семью под опеку.
У меня словно камень с души спадает. Я рада слышать, что они ему не родные, и мы с ним не кровные родственники.
— Какое благородство, — отвечаю язвительно, хотя стараюсь унять свою злость.
— Что за сарказм? Ты не считаешь это благородным поступком? — он бросает на меня недовольный взгляд.
— Для меня эта семья и благородство — две несовместимые вещи, — не выдерживаю я.
— Это грубо с твоей стороны. Они многоуважаемые люди.
— В нашем мире, чтобы заслужить уважение, достаточно просто иметь много денег. Не вижу ничего общего с человечностью и благородством.
— Откуда тебе знать о их человечности?! — его голос твердеет.
Чувствую, как он раздражается от моих слов.
— Наслышана. Или ты хочешь со мной поспорить?
— Наслышана? — он паркуется у моего дома и блокирует двери машины, видимо зная, что я захочу выйти. — О чем ты наслышана?
— Как они поступили со своим сыном.
Мышцы Итана напрягаются, как только я упоминаю об отце. Сжав челюсть, он поворачивает голову в мою сторону и смотрит с такой тяжестью, что кажется, я сейчас сломаюсь.
— Не стоит верить
— Слухам? — из моих уст вырывается смешок. Кажется, я на грани истерии. — Разве они не отказались от собственного сына?
— Он ушёл из семьи, променяв их на женщину.
— Как противно звучат твои слова. Что значит променял?
— То и значит. Оставил семью и друзей ради той, кого толком не знал!
Я вскипаю. Кажется, температура тела поднялась до предела. Становится трудно дышать, словно весь кислород исчез в пространстве.
— Не ожидала от тебя таких слов, — говорю я с полным разочарованием. — Разблокируй машину, мне не о чем с тобой разговаривать.
— Каких слов? Теперь представь, что ты растишь сына, весь мир к его ногам склоняешь, а он уходит с женщиной, которую знает месяц. Как это, по-твоему, называется?
— Любовь это называется! — злюсь я. — Любовь. В вашем золотом царстве знают, что это за чувство? Или кроме денег и статуса неважно ничего?
— Марианна!
— Ты знаешь, что стало с их сыном?! — перебиваю его. — Знаешь, как они себя повели с ним?!
— Не знаю и знать не хочу.
— Вот как, — голос хрипнет. — Тогда поезжай домой. Уверена, тебя ждёт лекция от твоих многоуважаемых людей, что незачем общаться с сироткой, у которой за спиной нет ни статуса, ни почета.
— Никто не будет читать мне лекций.
— Ты так думаешь? — усмехаюсь. — Ну сыну же запретили водиться с такой.
— Я им не сын — это во-первых. Во-вторых, даже если бы встал вопрос, никто бы не был против тебя. Ты достойная девушка.
— А моя мать? — взрываюсь лавиной ярости на него.
Хочу дать пощёчину за его слова, но сдерживаюсь. Глаза наполняются слезами от обиды
— А моя мать была недостойной? Пошёл ты к черту!
— Твоя мать? — он хмурит брови.
— Открой мне дверь! Я хочу выйти!
— Марианна, что значит твоя мать? — он делает паузу, словно до конца не понимая, что происходит.
В ушах продолжает звенеть. Сердце разрывается от обиды за маму. Её считают недостойной — женщину, которая поднимала их сына, когда они его растоптали, которая была с ним и в горе и в радости. Ту, которая любила их сына больше жизни и была ему верна всем сердцем, называют недостойной. У меня сводит челюсть от ярости.
Я ничего не отвечаю Итану. Он сидит, переосмысливая всё сказанное, и вдруг с ужасом смотрит на меня. Очевидно, до него доходит смысл всего происходящего.
— Дионис твой отец? — спрашивает, не веря в собственные слова. — Он умер?
Его вопрос подвергает меня в шок. Он не знал?! Не знал, что папа умер?! То есть, эти люди даже не сообщили об этом никому?! Мне хочется разрыдаться. Нет. Мне хочется вернуться обратно на барбекю и вцепиться ногтями в лица этих бесчеловечных людей. Плюнуть и высказать всё, что я о них думаю.