Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I – XL.
Шрифт:
– Ты чересчур подозрительна, – усмехнулась Ли Вань. – Ведь девочку устроили в сад, когда ее мать еще не знала, что тебе нужны служанки! Зачем же ты на нее сердишься?
– В таком случае завтра же поговорю с Баоюем, чтобы он отдал мне эту служанку, а ему подыщем другую, – улыбаясь, промолвила Фэнцзе и спросила Сяохун: – Ты согласна прислуживать мне?
– Стоит ли спрашивать моего согласия, – с улыбкой отвечала Сяохун, – но я почту за счастье прислуживать вам, по крайней мере научусь хорошим манерам, обращению со старшими и младшими и поднаторею в хозяйственных делах.
Едва она это произнесла, как на пороге появилась
Расскажем сейчас о Дайюй. Почти всю ночь она не спала и встала поздно. Узнав, что сестры давно уже провожают Духа цветов в саду, она заторопилась, боясь, как бы сестры не стали насмехаться над ее ленью. Она наскоро умылась, причесалась и вышла из дому. Как раз в это время в ворота вошел Баоюй и с улыбкой спросил:
– Милая сестрица, ты вчера на меня пожаловалась? Я всю ночь беспокоился.
Ничего не ответив, Дайюй отвернулась, позвала Цзыцзюань и приказала:
– Убери комнату и подними на окне занавеску. Прилетит ласточка, занавеску опустишь и прижмешь «львом» [245] . Зажги благовония и прикрой курильницу колпаком!
Она повернулась и пошла прочь.
Баоюй решил, что сестра обиделась за то, что он ей сказал накануне в полдень – он не знал, что произошло вечером! Ведь Дайюй даже не удостоила его взглядом, хотя он ей поклонился, и пошла искать сестер.
245
…прижмешь «львом». – Речь идет о плоском камне с изображением льва. Такими камнями прижимали края занавесок, чтобы их не надувало ветром.
«Она сердится, – подумал расстроенный Баоюй. – Но за что? Ведь я вернулся вчера поздно вечером и больше мы с ней не виделись».
Он не выдержал и побежал следом за Дайюй, но та уже успела присоединиться к Таньчунь и Баочай, они о чем-то разговаривали и любовались журавлями.
Баоюй подошел к девушкам.
– Как ты себя чувствуешь, братец? – спросила Таньчунь. – Я тебя целых три дня не видела.
– А ты как поживаешь, сестрица? – в свою очередь осведомился Баоюй. – Третьего дня я справлялся о твоем здоровье у старшей тетушки.
Тут Баоюя позвала Таньчунь:
– Иди сюда, мне надо с тобой поговорить!
Они отошли в тень гранатового дерева.
– Отец тебя не вызывал? – спросила девушка.
– Нет, – ответил Баоюй.
– А я слышала, будто вызывал, – промолвила Таньчунь.
– Это тебе неправду сказали, – рассмеялся Баоюй.
– За последние месяцы я скопила почти десять связок монет, – продолжала Таньчунь. – Возьми их и, когда поедешь в город, купи мне хорошую картинку или интересную безделушку.
– В последний раз я гулял и в городе, и за городом, осматривал храмы и террасы, но нигде ничего оригинального не встречал, – проговорил Баоюй, – везде только золотая, яшмовая, бронзовая да фарфоровая утварь и еще старинные безделушки, которые тебе ни к чему. Может быть, купить что-нибудь из одежды, какую-нибудь шелковую ткань или лакомство?
– Нет! – воскликнула Таньчунь. – Купи
– Так вот, оказывается, чего ты хочешь! – сказал Баоюй. – Это достать совсем нетрудно! Дай слугам несколько связок монет, и они тебе привезут хоть две телеги!
– Что слуги понимают! – возразила Таньчунь. – Ты сам купи. Если попадется что-то оригинальное, непременно бери. А я за это сошью тебе туфли, получше, чем в прошлый раз. Ладно?
– Ты упомянула о туфлях, и мне припомнилась забавная история, – проговорил Баоюй. – Надев в первый раз сшитые тобой туфли, я повстречался с отцом. Туфли, видимо, ему не понравились, и он спросил у меня, кто их сшил. Но разве мог я выдать тебя?! Я ответил, что мне их подарила тетушка на день рождения. Отец долго молчал в замешательстве, но потом все же сказал: «К чему это! Только зря испортила шелк и потратила время!» Когда я вернулся домой и рассказал об этом Сижэнь, она мне и говорит: «Это еще что! Вот наложница Чжао как разозлилась, узнав, что тебе сшили туфли. Стала браниться, кричать, что Цзя Хуань ходит в рваных, но до него никому дела нет, а о Баоюе все заботятся!»
Таньчунь опустила голову и долго молчала.
– Скажи, – промолвила она наконец, – не глупо ли это? Разве обязана я шить всем туфли? Неужели ей не выдают денег на содержание Цзя Хуаня? Ведь и одет он, и обут, и служанок хватает – на что обижаться? Зачем эти пересуды? Есть у меня свободное время и к тому же желание, могу сшить пару туфель. Кому хочу – тому дарю. Кто мне смеет указывать? Это она от зависти злится.
Баоюй кивнул и сказал:
– Ты, может, не замечаешь, а я уверен, что у нее своя корысть.
Таньчунь так рассердилась, что даже головой замотала.
– Конечно, корысть. Как и у всякого подлого человека. Но мне до наложницы Чжао нет дела – пусть думает что хочет, я признаю только отца с матерью! А братьям и сестрам, если они ко мне хорошо относятся, плачу тем же, неважно, чьи они дети. Может, и не надо мне ее осуждать, но чересчур далеко она зашла в своей слепой злобе! Был такой смешной случай: помнишь, я дала тебе как-то деньги на покупку безделушек. Так вот, через два дня после этого встречает она меня и начинает жаловаться, что она все время сидит без денег, что ей тяжело живется. Я пропустила ее слова мимо ушей. Но когда служанки ушли, она вдруг стала ворчать, почему, мол, я отдала деньги тебе, а не Цзя Хуаню. Я рассердилась, и вместе с тем мне стало смешно, но спорить с ней я не хотела и ушла к госпоже.
– Ладно вам! – услышали они голос Баочай. – Поболтали, и хватит, идите к нам! Я понимаю, что разговор у вас личный, но другие тоже хотят послушать.
Таньчунь и Баоюй засмеялись.
Оглядевшись, Баоюй не увидел Дайюй и понял, что она нарочно скрылась. Поразмыслив, он решил дня на два оставить ее в покое, пока пройдет обида, а потом навестить. Он долго смотрел на опавшие лепестки цветов бальзамина и граната, устлавшие землю пушистым узорчатым ковром, а потом со вздохом произнес:
– Она не собрала эти лепестки потому лишь, что на меня рассердилась! Я сам соберу, а потом спрошу, почему она этого не сделала.