Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI – СХХ.
Шрифт:
Они сели в паланкины и уехали. Цзя Чжэн полз на коленях, провожая их до вторых ворот.
– Можете не беспокоиться, – сказал ему на прощание Бэйцзинский ван, протягивая руку, и на лице его отразилось сочувствие. Видно было, что все происходящее вану неприятно.
Слова вана несколько приободрили Цзя Чжэна. В это время к нему обратился Цзя Лянь:
– Почтенный господин, навестите старую госпожу!
Цзя Чжэн торопливо поднялся с колен и поспешил во внутренние покои. У женщин-привратниц был растерянный вид, но Цзя Чжэн не имел желания ни о чем их расспрашивать. Он вбежал в дом матушки Цзя и застал всех в слезах.
– Господин пришел! – закричали женщины, увидев Цзя Чжэна, и обратились к матушке Цзя: – Почтенная госпожа, успокойтесь, с господином Цзя Чжэном ничего не случилось, он здесь!
Матушка Цзя с трудом открыла глаза.
– Сын мой, – проговорила она. – Я уже не чаяла тебя увидеть! – И она зарыдала. Вслед за нею заплакали в голос все остальные.
Опасаясь, как бы матушка Цзя от расстройства не захворала, Цзя Чжэн постарался взять себя в руки и произнес:
– Не убивайтесь так, матушка! Дело, конечно, серьезное, но государь не оставил нас своей святой милостью, и оба вана оказались добрыми. Правда, старший брат пока взят под стражу, но когда все выяснится, надеюсь, государь и к нему проявит милосердие. А пока всем велено сидеть дома и никуда не отлучаться!
Никто не решался уйти от матушки Цзя, лишь госпожа Син поспешила к себе, но на дверях ее дома были замки и печати; девочки и старухи-служанки сидели под стражей.
Госпожа Син, громко рыдая, пошла к Фэнцзе. Вторые ворота тоже оказались опечатанными, открыта была лишь одна из комнат, и оттуда доносились всхлипы.
Лицо Фэнцзе приняло серый оттенок, глаза были закрыты. Рядом стояла Пинъэр и плакала. Госпожа Син решила, что Фэнцзе умерла, и снова разразилась воплями.
– Не плачьте, госпожа! – бросилась к ней Пинъэр. – Она жива. А была совсем как мертвая. Потом отлежалась, пришла в себя, поплакала, и сейчас ей лучше. Не падайте духом! Вы не знаете, как чувствует себя старая госпожа?
Госпожа Син ничего не ответила и вернулась к матушке Цзя.
Там она увидела только родню Цзя Чжэна и почувствовала себя бесконечно одинокой. Муж и сын арестованы, невестка тяжело больна, дочь терпит страдания, а самой ей некуда деваться.
Все как могли утешали госпожу Син. Ли Вань приказала служанкам убрать комнату в своем доме и пригласила госпожу Син пожить пока у нее. Госпожа Ван послала к ней нескольких служанок.
Цзя Чжэн, нервно теребя усы, с затаенным страхом ждал решения императора. Вдруг за воротами зашумели стражники, послышались крики:
– Ты откуда? Сейчас мы тебя внесем в список, свяжем и передадим господам из приказа Парчовых одежд.
Цзя Чжэн выглянул наружу и увидел Цзяо Да.
– Ты зачем здесь? – строго спросил он.
Цзяо Да, топая ногами и взывая к небу, запричитал:
– Я постоянно увещевал своих непутевых господ, а они считали меня врагом! Сами знаете, сколько мне пришлось вытерпеть лишений, когда я служил вашему деду! И вот сейчас я попал в оборот: старший господин Цзя Шэ и братец Цзя Жун арестованы, их увез какой-то ван; служители ямыня опозорили наших женщин, загнали их в пустой зал и заперли. Совести у этих сволочей не больше, чем у свиней и собак! Все имущество описали, а вещи увезли, не оставив даже обломков деревянной посуды и осколков от фарфоровых чашек! А теперь, видите ли, меня грозятся связать! Мне без малого девяносто, когда-то я сам вязал людей по приказу вашего деда! А теперь меня хотят связать! Да кто они такие? Я сказал, что я из западного дворца, и убежал. Те люди слушать ничего не хотели, потащили меня сюда, а здесь, оказывается, то же самое! Мне не дорога жизнь, буду биться насмерть!
И он начал головой наносить удары.
Помня наказ ванов, служители ямыня не осмелились проявить жестокость и стали урезонивать старика:
– Успокойся, почтенный! Все делается по указу государя, так что не шуми!
Цзя Чжэн не обратил особого внимания на Цзяо Да, но слова старого слуги как острый нож ранили его сердце.
– Конец, всему конец! – горестно вскричал он. – Не ожидал я, что все пойдет прахом!
В то время, когда Цзя Чжэн с волнением дожидался известий из дворца, прибежал запыхавшийся Сюэ Кэ.
– Ух, насилу пробрался! Где дядя?
– Хорошо, что ты пришел! – обрадовался Цзя Чжэн. – Как тебя пропустили?
– Я пообещал стражникам денег, – объяснил Сюэ Кэ, – и теперь могу идти куда хочу!
Цзя Чжэн рассказал, какое несчастье случилось в доме, и попросил разузнать новости.
– Все родственники и друзья в трудный момент поспешили скрыться, – произнес он, – один ты не покинул нас.
– Я и предположить не мог, что здесь у вас творится, – сказал Сюэ Кэ. – Знал лишь про дворец Нинго.
– Но кто же совершил преступление и какое? – спросил Цзя Чжэн.
– Сегодня я был в ямыне по делу моего брата Сюэ Паня, – рассказал Сюэ Кэ, – и там от двух цензоров слышал, будто старший брат Цзя Чжэнь вовлекал знатных молодых людей в азартные игры. Это бы еще ничего. Говорят еще, что он хотел отбить чужую жену, чтобы сделать своей наложницей, и довел ее до самоубийства. Подозревая, что слухи недостоверны, цензор решил собрать доказательства, арестовал нашего Баоэра и разыскал какого-то Чжана. Боюсь, как бы в деле старшего брата Цзя Чжэня не оказались замешаны чиновники из цензорского приказа, так как они в свое время не дали хода делу, несмотря на то что этот Чжан подавал жалобу на Цзя Чжэня.
Не дослушав, Цзя Чжэн тяжело вздохнул:
– Это уж совсем плохо!..
Сюэ Кэ попытался его утешить, а потом отправился разузнавать новости. Прошло довольно много времени, прежде чем он вернулся и рассказал:
– В ведомстве наказаний пока не известно окончательное решение государя. Я только сейчас оттуда. Известно лишь, что утром на аудиенции у государя цензор Ли обвинил правителя округа Пинъань в том, что в угоду кое-кому из столичных чиновников он жестоко обращался с народом и совершал злоупотребления.
– Нас это не касается! – перебил его Цзя Чжэн. – Ты скажи лучше, что о нас говорят?
– Говорят, что нас это касается, – возразил Сюэ Кэ. – Дело в том, что столичный чиновник, связанный с правителем округа Пинъань, не кто иной, как наш старший господин Цзя Шэ. Его обвиняют в том, что он подкупил суд. Это обвинение подлило масла в огонь. Сослуживцы и друзья старшего господина с перепугу попрятались и не подают никаких вестей. А ваши родственники и друзья пытаются окольными путями пронюхать, что вас ожидает. Досаднее же всего то, что они трубят на всех перекрестках: «Надо беспокоиться прежде всего о себе, неизвестно еще, на чью голову обрушатся неприятности из-за всей этой истории».