Сон в красном тереме. Том 1
Шрифт:
Выслушав ее рассуждения, матушка Цзя встревоженно спросила:
– А есть какое-нибудь средство, чтобы избавиться от этого зла?
– Конечно есть, – заверила ее монахиня Ма, – для этого нужно совершать побольше тайных добрых дел, чтобы искупить грехи прежней жизни. А кроме того, в тех книгах, о которых я упомянула, говорится: в западных краях есть блистающий и все озаряющий Бодисатва, которому подвластны зло и коварство, чинимые злыми духами, и если искренне верующие делают ему подношения от чистого сердца, он оберегает их потомков, спасает их от всяких наваждений и колдовства.
– А как нужно делать подношения этому Бодисатве? – спросила матушка Цзя.
– В этом ничего сложного нет, – ответила монахиня. – Кроме ароматных свечей, которые вы воскуриваете в храме, следует добавить несколько цзиней благовонного масла, чтобы можно было зажечь большой светильник. Этот светильник, не угасающий ни днем, ни ночью, и есть воплощение Бодисатвы.
– Сколько же потребуется масла на один день для этого светильника? – поинтересовалась матушка Цзя. – Доброе дело я всегда готова сделать!
– Точно определить невозможно, – проговорила Ма, – это зависит от обета и добродетелей тех, кто делает подношение Бодисатве. Вот, например, в нашем храме уже давно делают подношения несколько княгинь и жен знатных сановников. Жена Наньаньского цзюньвана дала большой обет, на который требуется в день сорок восемь цзиней масла и один цзинь фитиля, причем светильник ее немного поменьше глиняного чана. В светильнике у жены Цзиньсянского хоу, который званием на одну ступень ниже, за день сгорает не больше двадцати цзиней масла. Что касается других семей, то тут цифра колеблется: у одних восемь-десять, у других пять-три и даже того меньше.
Матушка Цзя кивнула и погрузилась в размышления.
– Кроме того, – продолжала даосская монахиня, – от родителей или старших в роде подношений требуется больше. Но поскольку вы, матушка, делаете подношение ради Бао-юя, мне кажется, слишком большее количество масла будет для него незаслуженным. Вам нужно от пяти до семи цзиней масла на день, не больше.
– Ладно, пусть будет по пять цзиней, – согласилась матушка Цзя. – Рассчитываться будем сразу за месяц.
– Слава великому и милосердному Бодисатве! – воскликнула монахиня Ма.
Тогда матушка Цзя позвала служанку и сказала ей:
– Отныне, когда Бао-юй будет выезжать из дому, давайте его слугам по нескольку связок монет, чтобы они раздавали их даосским и буддийским монахам, бедным и страждущим.
Поговорив немного с матушкой Цзя, монахиня Ма отправилась по комнатам поболтать с другими женщинами и узнать, как их здоровье. Так она попала в комнату наложницы Чжао. Они поздоровались, и наложница Чжао велела подать монахине чаю.
В это время Чжао склеивала из лоскутов подошвы для туфель. Увидев на кане лоскуты атласа и шелка, монахиня сказала:
– У меня как раз нечем покрыть верх для туфель. Может быть, дадите мне несколько лоскутков?
– Посмотри сама! – вздохнула Чжао. – Думаешь, для тебя найдется подходящий кусок? Мне ведь никогда не попадет что-нибудь хорошее! Но если ты не брезгуешь, выбери себе несколько кусков!
Даосская монахиня выбрала лоскуты и спрятала их в рукав. Тогда наложница спросила ее:
– Недавно я послала тебе пятьсот монет, ты сделала на них подношение Яо-вану? [105]
105
Яо-ван – бог лекарств в китайской мифологии.
– Конечно сделала!
– Вот и хорошо! – кивнула головой наложница Чжао, тяжело вздохнув. – Я бы всегда делала подношения, если б жила лучше, а сейчас не могу. Желаний у меня много, да средств мало.
– Об этом незачем беспокоиться, – успокоила ее Ма. – Ваш сын Цзя Хуань скоро подрастет, станет чиновником, тогда сможете делать все, что заблагорассудится. Тогда вам не придется опасаться, что вы не сможете давать обеты и делать подношения.
– Ну ладно, ладно! – прервала ее Чжао. – Не будем говорить об этом! С кем мы в этом доме можем сравниться? Бао-юй еще мальчишка, внешность у него привлекательная, и если старшие любят и балуют его, в этом нет ничего особенного, но вот эту хозяйку я терпеть не могу!..
И, как бы желая пояснить, кого она имеет в виду, наложница подняла кверху два пальца. Даосская монахиня сразу догадалась, о ком идет речь, и спросила:
– Вы имеете в виду вторую госпожу – супругу господина Цзя Ляня?
Перепуганная наложница замахала на нее руками, бросилась к двери и, отодвинув занавеску, выглянула наружу. Убедившись, что там никого нет, она снова вернулась и потихоньку сказала:
– Молчи! Не то беда будет! Но раз ты о ней упомянула, скажу тебе, что я буду не я, если она не приберет к рукам и не перетащит к своим родственникам все богатства рода Цзя!
Услышав это, даосская монахиня Ма решила выведать, к чему клонит наложница, и спросила:
– Да чего вы мне это говорите? Неужели я сама не вижу? Все происходит потому, что вы молчите и позволяете ей делать все, что она хочет… А впрочем, может быть, это даже и лучше!
– Матушка ты моя! – воскликнула Чжао. – Разве она не делает все так, как ей угодно? Неужели кто-нибудь осмеливается ей перечить?
– Простите меня за мои грешные слова, – сказала Ма, – но у вас нет силы воли; ведь если вы боитесь действовать открыто, вы могли бы действовать тайно. А вы до сих пор чего-то ждете!
Уловив в словах монахини скрытый смысл, наложница в душе обрадовалась и спросила:
– Как это тайно? Я бы с удовольствием так поступила, но кто поможет мне осуществить мое желание? Может быть, ты научишь меня? Тогда я щедро тебя награжу!
Даосская монахиня приблизилась к ней и прошептала:
– Амитофо! Лучше меня об этом не спрашивайте! Откуда мне знать о таких делах? Это же грех!
– Опять ты за свое! – упрекнула ее наложница Чжао. – Ведь ты по своему положению обязана помогать людям, попавшим в беду. Неужели ты можешь равнодушно смотреть, как губят нашу жизнь? Или ты не уверена в том, что я отблагодарю?