Сон в красном тереме. Том 2
Шрифт:
Бао-чай ничего не сказала, а Бао-юй был настолько смущен, что у него и в мыслях не было возражать, и его постель перенесли в спальню.
Бао-юй позволил все это сделать потому, что чувствовал себя виноватым и хотел успокоить Бао-чай, а Бао-чай, со своей стороны, боялась, как бы Бао-юй не заболел от чрезмерных дум, и решила, что лучше всего приласкать его. Так что, как говорится, они пошли на «взаимные уступки».
Вечером Си-жэнь действительно приказала понести свою постель в переднюю.
Бао-юй уже давно хотел попросить у жены прощения, и Бао-чай не отталкивала его. Таким образом, впервые со дня своего
На следующее утро Бао-юй и Бао-чай встали вместе. Умывшись и причесавшись, Бао-юй отправился к матушке Цзя.
Так как матушка Цзя любила Бао-юя и ей нравились покорность и послушание Бао-чай, она позвала Юань-ян, велела ей достать из сундука яшмовые подвески времен династии Хань и отдала их внуку. Конечно, они уступали чудодейственной яшме Бао-юя, но тем не менее считались редкостным украшением.
– Мне кажется, эту вещь я никогда не видела в глаза, – заметила Юань-ян, передавая подвески матушке Цзя. – Какая у вас ясная память, почтенная госпожа! Вы даже помнили, в каком сундуке и в какой шкатулке эти подвески лежат! Даже не пришлось отыскивать их – я сразу открыла сундук и нашла! Но зачем они вам понадобились?
– Разве ты что-нибудь можешь знать об этих подвесках? – возразила матушка Цзя. – Их оставил моему деду его отец, а так как дед очень любил меня, он подарил их мне перед свадьбой. При этом он сказал: «Эта яшма очень дорогая, носили ее еще при династии Хань, так что ты всегда держи ее при себе, и она будет напоминать обо мне». Но я была слишком молода, ничего не смыслила и спрятала эти подвески в сундук. А потом, когда переехала в этот дом и увидела, что украшений здесь хоть отбавляй, я и совсем о них позабыла! Я ни разу не надевала их, и они пролежали в сундуке более шестидесяти лет. Видя то послушание и почтение, с которым относится ко мне Бао-юй, мне захотелось подарить ему взамен утерянной яшмы эти подвески, как их когда-то подарил мне мой дед.
После того как Бао-юй справился о здоровье, матушка Цзя подозвала его и, ласково улыбаясь, промолвила:
– Подойди ко мне, я хочу показать тебе одну вещицу!
Бао-юй приблизился, и она протянула ему ханьскую яшму. Бао-юй принял ее и внимательно осмотрел. Яшма была красноватого цвета, прекрасно отполирована и по форме напоминала дыню. Бао-юй был так восхищен ею, что не мог удержаться от радостного возгласа.
– Нравится? – спросила матушка Цзя. – Это мой дедушка подарил мне, а я отдаю тебе!
Бао-юй поблагодарил, взял яшму и хотел показать ее своей матери.
– Если твоя мать увидит яшму, она расскажет отцу, а тот опять начнет ворчать, что я люблю его меньше, чем тебя, – остановила Бао-юя матушка Цзя. – Они ведь никогда не видели у меня этих подвесок.
Бао-юй ушел. Вслед за ним, попрощавшись с матушкой Цзя, ушла и Бао-чай.
Через два дня матушке Цзя стало хуже: она не могла ни пить, ни есть, в груди у нее давило, появилось головокружение, рябило в глазах, и она все время кашляла.
Госпожа Син, госпожа Ван, Фын-цзе и другие часто приходили справляться о ее здоровье. Матушка Цзя старалась выглядеть бодрой, и они не особенно беспокоились, только велели сообщить о ее болезни Цзя Чжэну. Навестив мать, Цзя Чжэн распорядился пригласить ей врача.
Врач исследовал пульс и прописал лекарство, заявив, что ничего опасного нет, просто застой пищи, – что нередко бывает у пожилых людей – и небольшая простуда.
Цзя Чжэн просмотрел рецепт и, убедившись, что в нем значатся лишь самые распространенные снадобья, велел приготовить лекарство и дать его больной. После этого он то и дело приходил справляться о самочувствии матери. Однако прошло три дня, а никакого улучшения не было заметно.
Тогда Цзя Чжэн велел Цзя Ляню найти врача поопытнее.
– Отыщи во что бы то ни стало, – наказывал он, – пусть он как следует осмотрит матушку. Сдается мне, что врачи, которые до сих пор приходили к нам, никуда не годятся!
Цзя Лянь немного подумал и ответил ему:
– Когда был болен брат Бао-юй, я пригласил врача, который лечит только безнадежных больных. Лучше всего было бы пригласить его и сейчас!
– Лекарское искусство очень сложное, – согласился Цзя Чжэн, – иногда даже неизвестный врач может обладать незаурядными талантами. Хорошо, пусть найдут его!
Цзя Лянь кивнул и вышел, а через некоторое время вернулся и сообщил:
– Человека, о котором я вам говорил, зовут доктор Лю, но он уехал к своим ученикам и бывает в городе один раз в десять дней. Ждать его мы не можем, и я вынужден был пригласить другого врача, который сейчас приедет!
Цзя Чжэну не оставалось ничего иного, как ждать. Но об этом мы пока рассказывать не будем.
Итак, матушка Цзя была больна, и все женщины, находившиеся в доме, не пропускали дня, чтобы не навестить ее. Однажды, когда все собрались возле постели матушки Цзя, пришла женщина, присматривавшая за калиткой, ведущей из дворца Жунго в сад, и доложила:
– Настоятельница Мяо-юй из «кумирни Бирюзовой решетки», узнав о болезни старой госпожи, пришла справиться о ее здоровье.
– Она очень редко у нас бывает! – удивленно воскликнули все. – Но раз уж пришла, надо просить ее!
Фын-цзе подошла к кровати и сообщила матушке Цзя о приходе Мяо-юй.
Син Сю-янь, которая была давнишней подругой монахини, первой вышла встречать ее.
На голове Мяо-юй была точно такая же шапочка, какую когда-то носила знаменитая монахиня Мяо-чан, ослепительно белая атласная кофточка, поверх нее муслиновая безрукавка, отороченная синей атласной каймой и подвязанная желтым поясом, белая с черными узорами сатиновая юбка. В руках она держала мухогонку из лосиного хвоста и четки.
Син Сю-янь подошла к монахине и справилась о здоровье.
– Когда мы жили в саду, мне удавалось часто навещать тебя, – сказала она монахине, – но теперь мы почти не видимся, так как в саду никто не живет, а я одна боюсь ходить туда. Да и калитка у вас все время заперта. Как я рада, что мы наконец встретились!
– Когда вы жили в саду, у вас было слишком шумно, и я неохотно там появлялась, – ответила Мяо-юй. – Но сейчас я узнала о ваших несчастьях и о том, что старая госпожа болеет, и пришла. Не скрою, я все время хотела навестить тебя и барышню Бао-чай. Какое мне дело, заперта калитка или нет? Когда я хочу прийти к вам, я прихожу, но, если не хочу, – заставлять меня бесполезно!