Сон в красном тереме. Том 2
Шрифт:
Ее слова укололи как Фын-цзе, так и Цзя Ляня. Фын-цзе делала вид, что ей все безразлично, а сама украдкой наблюдала за Цзя Лянем. Цзя Лянь был слишком занят своими делами, чтобы задумываться над этим. И все же он вынужден был вмешаться, так как жена Ван-эра давно служила у Фын-цзе и очень много для них сделала.
– Ну что за серьезное дело! – сказал он. – Не беспокойся! Я буду сватом; завтра же пошлю двух людей поприличнее к родителям Цай-ся, они отнесут подарки и объявят им мое желание. Если родители девушки не согласятся, я вызову их к себе и поговорю.
Жена Ван-эра взглянула на Фын-цзе, но та незаметно сделала ей знак удалиться.
– Все же попроси об этом и госпожу Ван! – крикнул ей вслед Цзя Лянь. – Я и сам об этом поговорю, но все равно нужно получить ее одобрение – так будет лучше; если действовать принуждением, между вашими семьями нарушится дружба.
– Ты так стараешься оказать им милость, – с улыбкой прервала его Фын-цзе, – неужели я буду стоять в стороне?! Ты слышала, жена Ван-эра? Я все для тебя устрою, но скажи своему мужу, чтобы к концу года отдал долг; если он не соберет всего до копейки, не прощу! Меня и так упрекают, будто я занимаюсь ростовщичеством, и если я еще буду давать поблажки, меня живьем съедят!
– Вы чересчур скромничаете, госпожа! – заметила жена Ван-эра. – Ну кто осмелится вас упрекать?! Извините за смелость, но я уверена, что если эти деньги попадут к вам, вы растратите их по мелочам!
– Для чего мне деньги? – стала рассуждать Фын-цзе. – Исключительно для повседневных расходов, ибо получаем мы мало, а тратим много. Деньги, предназначенные нам с мужем, а также нашим служанкам на месяц, составляют до двадцати лян серебра, и мы расходуем эту сумму за четыре-пять дней. Если б я не пыталась найти дополнительный источник дохода, нам, как говорится, оставалось бы положить зубы на полку! И за все свои старания я нажила себе славу ростовщика! Но раз уж на то пошло, лучше поскорее собрать долги. Я не хуже других знаю, что делать с деньгами! Разве плохо сидеть ничего не делая и тратить деньги, пока они есть? Госпоже Ван целых два месяца пришлось волноваться, прежде чем она придумала, как устроить день рождения старой госпожи. А я напомнила ей, что в кладовых есть много бронзовой и оловянной посуды. Из кладовых вытащили четыре или пять сундуков с посудой, заложили ее за триста лян, и на эти деньги удалось сделать вполне приличные подарки. Я продала часы с боем за пятьсот шестьдесят лян серебра, но через две недели эти деньги пришлось израсходовать на всякие нужды. Сейчас у нас даже появились долги, и не знаю, кому пришло в голову впутать в денежные дела старую госпожу. А через год, наверное, придется закладывать и головные украшения! Этого еще недоставало!
– Какая госпожа, продав украшения и одежду, не смогла бы прожить всю жизнь на вырученные деньги?! – улыбнулась жена Ван-эра. – Только никто не хочет продавать.
– Речь не о том, хочет или нет, – возразила Фын-цзе. – Просто я не могу этого допустить… Вчера вечером я видела сон. Смешно даже рассказывать. Мне приснился человек, лицо которого было мне знакомо, но его фамилию я не могла вспомнить. Он подошел ко мне и говорит: «Меня послала к вам матушка и требует, чтобы вы прислали ей сто кусков парчи!» Я спросила, какая матушка. Оказалось, матушка-государыня. Я, конечно, побоялась дать парчу, но он стал силой отбирать ее. В этот момент я проснулась.
– Все это случилось потому, что вы весь день провели в хлопотах, – заметила жена Ван-эра, – вы же связаны с императорским дворцом.
Тут вошла служанка и доложила Фын-цзе:
– От старшего придворного евнуха Ся прибыл младший евнух с каким-то поручением.
– Что там еще? – нахмурился Цзя Лянь. – И так уже достаточно из нас вытянули!
– Ты спрячься, а я поговорю с ним, – предложила Фын-цзе. – Возможно, какой-нибудь пустяк, а если дело важное, я найду что сказать.
Цзя Лянь удалился во внутренние комнаты. Фын-цзе приказала пригласить евнуха, предложила ему сесть, выпить чаю и наконец осведомилась, по какому поводу он приехал.
– Господину Ся недавно приглянулся дом, но, чтобы его купить, у него не хватает двухсот лян серебра, – принялся объяснять евнух. – Вот он и послал меня к вам с просьбой: не можете ли вы одолжить ему двести лян. Через два дня он непременно их вернет!
– Конечно! Какие могут быть разговоры! – расплылась в улыбке Фын-цзе. – Серебра у меня сколько угодно, надо только отвесить. Может быть, и нам когда-нибудь придется обратиться к вашему господину!
– И потом еще господин Ся велел передать, что пока не может прислать вам те тысячу двести лян серебра, которые взял в прошлый раз, – проговорил евнух, – но в конце года он отдаст все!
– Разумеется! – снова улыбнулась Фын-цзе. – Стоит ли беспокоиться! Слишком он щепетилен! Скажу прямо: если бы все помнили о своих долгах и возвращали их, как господин Ся, даже трудно сказать, сколько нам прибавилось бы денег! Иное дело, если бы у нас их не было! Но раз есть, пусть берет!
Фын-цзе позвала жену Ван-эра и приказала ей:
– Раздобудь где угодно двести лян серебра, да только поскорее!
Та сразу смекнула, в чем дело, и смущенно улыбнулась:
– Я и сама только что искала деньги, но нигде достать не могла и пришла просить у вас, госпожа!
– Вы только и умеете одалживать у своих! – недовольным тоном буркнула Фын-цзе. – Но стоит послать вас достать денег на стороне – вы сразу оказываетесь беспомощными!.. Пин-эр! – позвала она. – Возьми два моих золотых ожерелья и заложи за четыреста лян серебра!
Пин-эр почтительно кивнула, принесла большой, обтянутый парчой короб и вытащила из него два парчовых сверточка с ожерельями. Одно ожерелье представляло собой крученую золотую нитку с нанизанными на ней жемчужинами величиной с семя лотоса, а второе состояло из драгоценных каменьев, украшенных перьями зимородка. Обе вещи были дорогими и почти ничем не отличались от тех, какие носили при императорском дворе.
Пин-эр взяла ожерелья и ушла. Вскоре она возвратилась с четырьмястами лянами серебра. Фын-цзе распорядилась отвесить половину и отдать евнуху, а другую половину отдать жене Ван-эра на устройство праздника середины осени. После этого евнух стал прощаться. Фын-цзе велела людям помочь ему донести серебро до главных ворот.
Как только евнух удалился, в комнату вошел Цзя Лянь.
– И когда кончится это наваждение? – с горькой усмешкой произнес он.
– Надо же было ему явиться так некстати! – воскликнула Фын-цзе.
– Вчера приезжал старший евнух Чжоу, тот сразу замахнулся на тысячу лян, – возмущался Цзя Лянь. – Когда я стал колебаться, он выразил недовольство. А ведь дальше дела пойдут хуже, тогда им еще чаще придется обижаться! Вот бы разбогатеть миллиона на три, на пять!
Между тем Фын-цзе с помощью Пин-эр умылась, переоделась и отправилась к матушке Цзя прислуживать за ужином.
Цзя Лянь тоже вышел из дому и направился в свой внешний кабинет, где, к великому удивлению, застал Линь Чжи-сяо.