Сон в Нефритовом павильоне
Шрифт:
Лицо императора омрачилось, тяжкие думы терзали его.
Вернувшись домой, Ян сообщил родителям:
— Государь признал вторую мою жену Хуан виновной в преступном замысле. Поскольку она нарушила семь заповедей, [348] я решил изгнать ее из дому!
Ян тут же объявил о своем решении Хуан. Для нее оно было словно гром среди ясного неба! Когда изгнанная явилась в отчий дом и рассказала о происшедшем, госпожа Вэй даже позеленела от злости, затряслась вся и заголосила:
348
Семь заповедей. —
— Доченька моя стала вдовой при живом муже! Вот какого супруга выбрал тебе отец, куда только его глаза смотрели?! Что теперь делать, кому жаловаться?
На эти вопли прибежал сановный Хуан.
— Ищите своему дитяти нового мужа! — указала госпожа Вэй на зареванную дочь.
— Что ты мелешь, жена? — опешил сановник.
— Так исстари заведено, — со слезами в голосе расхохоталась госпожа Вэй, — брошенная жена ищет другого муженька! Если вы своей дочери начало жизни испортили, так подумайте, как остаток дней ее скрасить!
Хуан растерялся, слова не вымолвит. А госпожа Вэй ногами топает, кричит в голос:
— Или моя дочь уродина? Или плохо мы ее воспитали? Или роду незнатного? Это вы ей жизнь загубили! Что проку от ваших должностей, знатности да богатства? Лучше нас обеих прикончите разом, хоть от позора избавите!
Вельможа удалился, так ничего и не сказав.
Обхватив голову обеими руками, скрипя зубами от ненависти, госпожа Вэй бросилась ничком на постель и отвернулась к стене. Но не прошло минуты — вскочила с криком:
— Еду к императрице, добьюсь у нее защиты!
Она собралась, села в экипаж и поехала во дворец, где тем временем государь рассказывал матери о преступлении, направленном против Феи.
— Конечно, главные виновники в этом деле — это сама Хуан, жена Яньского князя, да ее мать. Я наказал некоторых исполнителей злой воли, но настоящие преступницы пока на свободе не потому только, что Хуан — супруга высокого вельможи при моем дворе, но и по той причине, что вы, матушка, покровительствуете госпоже Вэй. Очень прошу вас: разберитесь с ними сами и воздайте негодным по заслугам!
Императрицу не слишком порадовала просьба. А тут входит придворная дама Цзя и докладывает:
— Прибыла госпожа Вэй и просит принять ее. Государыня приказала впустить Вэй, и та от двери бросилась ей в ноги. Но императрица недовольным тоном начала выговаривать гостье:
— Я была дружна с твоей матерью потому и к тебе относилась как к собственной дочери. И вот узнаю, что на старости лет ты презрела честь и доброе имя семьи и замышляла преступление! Чего же ты от меня ждешь теперь? Неужели тебе не известно, что ревность — самое постыдное чувство для женщины, а ты разжигала ее в сердце дочери!
Госпожа Вэй со слезами отвечает:
— Дворец государев за высокими стенами, и в него не проникают извне стоны, да только есть еще голубое небо и ясное солнце — им-то ведомо, что мы с дочерью чисты, как роса на траве! Жизнь моя нелегко сложилась: в раннем детстве потеряла я родную матушку, и вы, ваше величество, заменили мне ее. Ныне же вы безразлично от меня отворачиваетесь, обвиняете в страшных прегрешениях! У кого же искать сироте защиты, на кого надеяться?
Она вытащила из волос шпильку, распустила волосы и забилась на полу, размазывая по щекам слезы.
— Ты обманываешь меня, — возвысила голос императрица, — зачем вдобавок лжешь духам неба и земли? Неужели тебе не совестно?! Не этого я от тебя ждала: думала, честно во всем покаешься, попросишь простить. Теперь вижу: ты способна на все! Была бы твоя мать, госпожа Ма, жива, она пожалела бы наверняка, что на свет тебя явила такою! — И она приказала: — Отправить Вэй с дочерью в Цюцзы, где захоронена госпожа Ма, — пусть у ее могилы подумают о своих дурных делах!
Императрица вытерла набежавшие слезы, вызвала даму Цзя и повелела ей не откладывая отвезти Вэй и Хуан к месту изгнания. Ругаясь и всхлипывая, Вэй пришла в свой дом в сопровождении придворной дамы и других служанок императрицы, которые торопили преступниц с отъездом. Те вынуждены были быстро собраться, взяли с собой служанку Тао-хуа и уселись в коляску. Вместе с ними отбывал и министр Хуан Жу-юй. А сановный Хуан совсем растерялся, бросился к жене и дочери, схватил их за руки и залепетал:
— Это я во всем виноват, но все образуется! Главное, поберегите себя, не заболейте от тоски!
— Что образуется? Что? — холодно отвечала ему госпожа Вэй. — Знаю одно: я, жена государственного сановника, мать министра, терплю такой позор из-за подлой гетеры, по вине которой меня объявили преступницей. Лучше умереть и стать «голодным духом»! [349]
С этими словами она уехала. По прибытии в Цюцзы притворно порыдала на могиле матери и начала искать пристанища. Вокруг — ни одного жилища, куда ни глянь, только зеленые горы, поросшие соснами, а в ветвях их свистит ветер. Сообща соорудили под горой домишко из глины, пробили с четырех сторон оконца, поставили ограду из колючек, спрятались от лучей солнца в своем убежище. Выполняя волю императрицы, слуги заколотили дверь, чтобы никто посторонний не мог войти к изгнанницам. Заливаясь слезами, мать с дочерью и служанкой обошли комнатушки — на полу только мокрые циновки, даже присесть не на что. В конце концов госпожа Вэй немного успокоилась, приказала Тао-хуа устроить постели, принести шелка и бросить на пол вышитые подушки. Уселась и улыбнулась.
349
…стать «голодным духом». — То есть быть забытым после смерти и не получать жертвоприношений.
— Хватит слезы лить: нарушение Пяти правил и Трех устоев — это не государственное преступление! Но вот уж очень мы привыкли к роскоши да белому рису, как без всего этого будем обходиться?
Дочь ничего не ответила, плача отпихнула подушку и села прямо на грязную циновку. Госпожа Вэй на нее набросилась:
— Если будешь хныкать, легче не станет, да к тому же проживешь жизнь без мужа.
Между тем Фея Лазоревого града спокойно жила в краю Цинь. Принцесса, супруга циньского князя, сразу полюбила ее за красоту и скромность.
— Как же вы попали в плен? — спросила она однажды. — Мне сказали, что вы придворная дама императрицы, а вы, оказывается, при дворе даже не бывали! Фее теперь не нужно было таиться, и она поведала госпоже всю правду.
— Я в самом деле не придворная дама, а наложница Яньского князя, и имя мое Фея Лазоревого града. Так получилось, что мне пришлось покинуть дом моего мужа и скитаться в горах, пока не набрела я на монастырь где меня приютили. Как раз туда прибыла императрица спасаясь от варваров, вместе с супругой государя. Когда сюнну окружили монастырь и над августейшими особами нависла опасность, я сказалась императрицей, и меня увезли. Я думала, что никогда не увижу больше родной земли, но небо сжалилось надо мной: ваш супруг спас меня, и вот я здесь. Конечно, я совершила прегрешение — пошла на обман, но обманывала я врагов, принцесса! Вот как было дело.