Сон в Нефритовом павильоне
Шрифт:
Хуан приблизилась к одной из них и спрашивает:
— Куда это я попала? И чей это дворец? Дева отвечает:
— Вы в Нефритовой столице, а перед вами — Дворец Благочестия, обитает в нем Благочестивая супруга.
— А кто она такая? — недоумевает Хуан.
— Вы не знаете, кто такая Благочестивая супруга? — удивилась дева. — Это же Тай-сы, жена чжоуского князя Вэнь-вана. Нефритовый владыка назначил ее наставницей небесных дев.
Хуан задумалась: «Когда-то мне, помнится, говорили, что Тай-сы — самая добродетельная женщина в мире, образцовая супруга. Хорошо бы с ней повидаться!» Она подошла к дворцу и попросила позволения пройти внутрь. Служанка взялась проводить ее. Миновав двенадцать дверей с бисерными занавесями, они оказались в зале, где три тысячи небесных дев перебирали звенящие бусинки. На яшмовом возвышении восседала величавая женщина строгого вида. Одета она была скромно, в руке держала веер с изображением феникса и облачный флажок. Хуан робко приблизилась к Благочестивой супруге, и та спрашивает:
— Кто вы?
— Я вторая жена Яньского князя, мое имя Хуан. Величавая хозяйка поднялась и подошла к Хуан.
— У нас здесь все как в мире людей. Поскольку на земле вы — княгиня, вы женщина высокого сана и среди нас. Что привело вас сюда?
Благочестивая супруга пригласила Хуан присесть. Та села и начала так:
— Я много слышала о ваших добродетелях и пришла к вам поучиться.
— Стоит ли говорить о моих добродетелях? — рассмеялась хозяйка. — Вы, дама из именитой семьи, супруга князя, значит, не меньше моего знаете о женском достоинстве и обязанностях жены. Не скромничайте!
Хуан в ответ:
— Но меня занимает вот что. Когда вы обитали на земле, то сложили стихи о семейном согласии. В них вы восславили женские добродетели и перечислили все чувства, свойственные женщине, но забыли упомянуть ревность! А если говорить откровенно, ревность сродни всем другим чувствам, которых семь!
— Ревность? Не знаю, что это такое! — растерялась Благочестивая супруга.
— Известно, что жена полностью принадлежит своему мужу, — пояснила Хуан, — но когда, кроме жены, муж берет себе еще и наложницу да переносит на нее всю любовь, тогда жена начинает преследовать наложницу. Это и есть ревность жены!
Услышав такие слова, Благочестивая супруга даже в лице изменилась. Она встала и приказала небесным девам схватить гостью и поставить ее на колени, после чего гневно воскликнула:
— Как смела ты донести до моих ушей подобную мерзость?! Я прожила на земле девяносто лет, но ни разу не слышала этого пакостного слова. Ты нагло заявилась сюда и обнажила свою грязную душонку, пытаясь запачкать меня своими непотребными речами! Таким, как ты, не место в Нефритовой столице! Убирайся обратно на землю и передай там всем женщинам: им нужно держаться скромно и не помышлять ни о какой ревности, иначе мужьям они станут не нужны. Если бы меня когда-нибудь обвинили в ревности, я такого не пережила бы!
С этими словами Тай-сы приказала небесным девам вытолкать Хуан из Нефритовой столицы. Злая и донельзя раздосадованная, пустилась Хуан в обратный путь. Вскоре она оказалась в холодных сырых местах. Откуда-то доносились печальные женские голоса. Она пошла на них и набрела на грязное, зловонное болото. Множество женщин бросались в топь — одни исчезали в ней навсегда, другие показывались на поверхности, кричали, размахивали руками и горько рыдали.
Хуан зажала рукой нос и, не рискуя подойти ближе, крикнула издали:
— Кто вы такие и почему лезете в это болото? Одна из женщин с рыданием в голосе отвечает ей:
— Меня зовут Люй-хоу, [354] я была супругой императора Гао-цзу, из ревности убила наложницу Ци и отравила ее сына Жу-и [355] — за это и терплю теперь невыносимые муки!
Горько плача, другая женщина говорит:
— А я жена цзиньского Ван Дао, [356] звать меня Ма. В своей прошлой жизни я приревновала к наложнице мужа, опозорила его семью, теперь расплачиваюсь за прегрешения!
354
Люй-хоу — супруга основателя династии Хань, Гао-цзу. После его кончины и последовавшей через семь лет смерти их сына Хуэй-ди умертвила законного наследника Жу-и и сама взошла на престол (правила в 187–180 гг. до н. э.). Традиционная историография рисует ее образ самыми черными красками.
355
Жу-и — сын Гао-цзу (основателя династии Хань) от наложницы. Был убит вдовствующей императрицей Люй-хоу.
356
Ван Дао (267–330) — сановник, занимавший высшие посты при трех государях династии Цзинь.
Еще одна жалуется:
— Я из рода Ван, была супругой цзиньского князя Цзя Чуна. [357] Из ревности отравила его детей — и вот кара Неба настигла меня!
И тут многие женщины заговорили разом:
— Все мы из благородных знатных семей, и все оказались в этом болоте потому, что нарушили своей неуемной ревностью устои семьи и брака.
Выслушав их рассказы, Хуан испугалась не на шутку: руки и ноги у нее затряслись, язык прилип к гортани. Размазывая по щекам слезы, она бросилась прочь от страшного места, а женщины кричат ей вслед:
357
Цзя Чун (III в.) — вельможа империи Цзинь.
— Куда ты, жена князя, не убегай! Раздели с нами ужасные муки — ты ведь такая же, как и мы!
Они помчались за ней, забросали комьями грязи и чуть было не догнали. От страха Хуан громко закричала — и проснулась: то был только сон! Она дрожала от холодного пота, даже одеяло и подушка пропитались насквозь. Ей было и стыдно и страшно. Она долго ворочалась, пытаясь уснуть, но не могла. Ее терзали мысли: «Что же я такое? Чем я хуже Благочестивой супруги? Как она, я из благородной, знатной семьи, у меня такие же, как у нее, рот и нос, глаза и уши, те же шесть внутренностей и пять частей тела! Но ее почитают, доверяют ей воспитание небесных дев, а меня обрекли на изгнание и позор! Но самое обидное вот что: женщины, которые бросались в болото, посчитали меня такою же, как они сами, а все наше сходство только в том, что с детства я тоже жила в богатом, всеми уважаемом доме, хотя он и стал для меня вроде тюрьмы». От этих раздумий Хуан задрожала, как лист на ветру.
Неожиданно налетел холодный ветер, ворвался в окно и задул светильник, в последнем блике от которого на улице мелькнула чья-то тень. Хуан вскрикнула и упала без чувств. Миновала уже четвертая стража, началась пятая, луна вышла из-за западных гор и заглянула в комнату. А там, разбуженные громким криком, госпожа Вэй и служанка бросились к постели Хуан, начали ее тормошить и расспрашивать, что случилось. Едва придя в себя, Хуан прошептала:
— Мама, я видела за окном старуху!
— Какую старуху? Что ты городишь?! — отшатнулась госпожа Вэй.
Дочь ничего не ответила, она снова впала в беспамятство, повторяя в бреду:
— Матушка, Фея ни в чем не виновна! Не убивайте ее! Прогоните старуху!
Госпожа Вэй зажгла светильник и наклонилась к дочери.
— Доченька, проснись, приди в себя! Это я, твоя мать! Нет здесь никакой старухи!
С той ночи так и пошло: во сне Хуан чего-то пугалась и кричала, а когда ее будили, заливалась горькими слезами. Она исхудала и выглядела тяжело больной. Однажды подозвала мать и сказала:
— Наверно, я умру, матушка. Но этого я не страшусь: жаль только расставаться с вами, родителями, да уходить из жизни опозоренной и виновной перед супругом. Умоляю вас: забудьте обо мне, недостойной, берегите себя и отца. Я была плохой дочерью, не жалела вас, за что не будет мне нигде покоя!