Сон в Нефритовом павильоне

Автор неизвестен

Князь Шэнь и другие гости раскрыли от удивления глаза. Но настало время расставаться. Хун подошла к Начжа и Огненному князю и тепло с ними простилась. Оба не в силах сдержать слез, оба говорят разом:

— Мы варвары, но нам грустно: мы никогда уже не увидим вас! Сердца наши обливаются кровью!

Когда Хун вернулась к остальным гостям, заговорила госпожа Шао:

— Я люблю Хун, словно родную, и не столько за красоту или ум, сколько за великодушие. Впервые оказавшись в Ханчжоу, я сразу поняла, что это самый красивый город Цзяннани, а жители его даже

превосходят столичных! Хун тоже из тех краев и щедро одаряет нас богатствами своей души. Небо выбрало ее достойнейшей супругой князю Яну, а теперь она на веки вечные стала подругой нашей юной дочери. Наша славная Хун — настоящий образец для подражания!

Госпожа Сюй вздохнула.

— Я выросла в глуши, там же родила своего единственного сына. Мечтала всегда об одном — чтобы женился он на девушке, пусть бедной, но доброй. Вы знаете всех жен и наложниц моего сына, но полное счастье, мир и благоденствие воцарились в нашей большой семье, когда в нее вошла Хун!

К похвалам присоединилась и госпожа Вэй:

— Бывая у нас, дочь без конца нахваливает госпожу Хун: мол, и красавица она первая, и любви достойна больше всех других. А меня убеждать не требуется, я и сама это знаю!

Появился князь Ян, и госпожа Шао со смехом обратилась к нему:

— Как это вы, такой благовоспитанный юноша, который угождает старшим, как некогда своим родителям Лао Лай, и отличается скромностью, что была у Ван Си-чжи в отношениях с его будущей тещей, как это вы оказались в зеленом тереме госпожи Хун в свое время?

Князь улыбнулся.

— Говорят, что в любви героев нет. Посмотрите на красавицу Хун: разве не верны эти слова вдвойне и разве найдется мужчина, который устоит перед ее чарами?!

Хун взглянула на князя и сказала Фее:

— Совсем молодым князь отправился в столицу держать экзамен на должность, по дороге на него напали разбойники и обобрали дочиста. Он и пришел-то ко мне не из любви, а потому, что ему деваться было некуда!

Фея посмеялась, но возразила:

— Не шути так! Я ведь знаю, что в Павильоне Умиротворенных Волн князь сложил вдохновенные стихи и в них воспел цзяннаньскую Хун, а потом Хун предстала пред ним отроком, — разве это было не от любви?!

Вмешался князь Ян:

— В те дни я еще не потерял головы из-за нее, а она, выходит, уже завлекла меня в свои сети! Кто тут говорил, что госпожа Хун скромница?

Улыбнулась и Хун.

— Да и про вас говорили, что вы человек благовоспитанный, не какой-то повеса, — зачем же вы расспрашивали торговку вином о зеленых теремах, когда искали меня? Хорошенькое занятие для юноши, направляющегося на экзамен!

Фея подсела к Хун.

— Скажи, а что тебя покорило в юноше, который оказался в Павильоне Умиротворенных Волн?

— А чем тебя привлек ночной гость, что печально бродил в горах Лазоревого града?

Фея в ответ:

— Среди изгнанников всегда было много поэтов и музыкантов, [462] взять хоть Су Дун-по с его, по словам старушки, «весенним сном» или Бо Цзюй-и

с его воспоминаниями о девушках, играющих на лютне. Этих людей можно было полюбить за красоту, но труднее было полюбить их души, ведь они бродили в рубище и питались объедками с чужих богатых столов. Мне это удалось!

462

Среди изгнанников всегда было много поэтов… — Великие поэты Су Дун-по и Бо Цзюй-и за свою прямоту и честность не раз отправлялись в изгнание. Однако и там они продолжали исполнять чиновничьи обязанности, так что упоминание о «рубище» и «объедках» — художественное преувеличение. В ссылке оба поэта создали немало замечательных произведений.

Хун подхватила:

— Да, и Ян был в рубище, но всех поразил своим поэтическим талантом, нимало ни перед кем не смущаясь. Но я еще слышала, что Фея Лазоревого града как-то глубокой ночью играла на лютне и приворожила случайного прохожего. Правда, потом ее охватило раскаяние, и она долго отказывалась соединиться с ним в объятиях любви, хоть и вздыхала по нему все это время!

Заговорила и госпожа Вэй:

— Я хочу сказать несколько слов о Фее. Если бы не ее родимое пятнышко, разве избавилась бы она от невзгод, что год за годом преследовали ее? И это же пятнышко сделало меня и мою дочь людьми!

Князь обратился к Лотос:

— Ну, а ты что молчишь?

— Все мы говорили о вас не слишком почтительно, — вместо Лотос ответила Хун, — но не стоит на нас обижаться! Зато Лотос всегда вела себя достойно, никогда этикет не нарушала, потому и сейчас сидит себе да молчит и, наверно, посмеивается над нашей с Феей невоспитанностью!

Лотос улыбнулась.

— В дальних южных землях, госпожа Хун, я приняла вас за мужчину и поехала за вами в страну Мин, — о каком достоинстве можно говорить, о каком этикете?! А молчу просто потому, что мне до сих пор стыдно!

Князь Ян посмеялся и приказал принести еще вина. Через короткое время все разошлись по своим спальням.

Присев к столику, задремала и Хун в своих покоях. Вдруг душа ее затрепетала, по телу пробежала дрожь, — она увидела себя в незнакомом месте: мрачные горы и холмы, уступы суровых скал, равнина, усеянная белыми лотосами. Хун поднялась на самую высокую вершину, чтобы осмотреться, и увидела там женщину с голубыми бровями на белояшмовом лике. В руке у женщины посох, на плечах шелковая накидка, и незнакомка спрашивает:

— Ну как, хороши ли земные радости, Красная птица?

Хун растерялась.

— Кто вы? И что называете земными радостями?

Женщина усмехнулась, бросила вниз свой посох, и он тотчас превратился в радугу, соединившую землю с небом. Теперь Хун поняла, что рядом с нею бодисатва. А бодисатва взяла Хун за руку и повела в выси. Скоро подошли они к воротам, окутанным пестроцветными облаками.

— Куда мы пришли? — вырвалось у Хун.

Бодисатва в ответ:

— Это Врата Южного неба, взойди на них и оглядись!