Сон в пламени
Шрифт:
Смерть Николаса и эта нелепая сцена на кладбище глубоко потрясли меня. Я проводил дни, читая, глядя в окно и поглощая вкусную стряпню Марис. Она составляла мне компанию и хранила утешительное, необходимое мне молчание. Сначала я пытался скрыть черные тени, дрейфующие в глубинах моего сознания, но она вскоре заметила их и сказала, что я плохо верю в нас двоих, если что-то скрываю.
– Весь смысл дружбы – придавать другому силы, когда он нуждается в этом. Не отшучивайся у меня, Уокер.
Чтобы еще более все усложнить, постоянно, по два-три раза в день звонила Ева Сильвиан. Разговоры (монологи) были одни и те
Однажды поздно вечером у меня зазвонил телефон, и я не сомневался, что это снова Ева. Однако Марис, взяв трубку, широко раскрыла глаза и взволнованно подозвала меня:
– Это Вебер Грегстон!
Грегстон был самым преуспевающим режиссером в Голливуде. Я читал интервью с ним о его последнем фильме, «Дыша тобою», который был номинирован на шесть Оскаров. Я знал о Вебере от Николаса, который ассистировал ему на одной из картин.
– Алло, Уокер Истерлинг? – Да.
– Привет. Это Вебер Грегстон. Слушай, я звоню по двум вопросам. Только что услышал про Николаса Сильвиана. Черт, жаль, что не узнал раньше. Я бы приехал на похороны. Я только что говорил с Евой. Можешь рассказать подробнее, как это случилось? От нее я не смог получить ясной картины.
Мы полчаса пробеседовали про Николаса, и мне понравилось, что говорил Грегстон. Он искренне скорбил о его смерти. Было ясно, что Вебер восхищался Николасом и очень его любил. А особенно приятно было, что он хорошо знает фильмы Николаса. Он говорил о кадрах и ракурсах, словно с величайшим вниманием просмотрел каждый фильм трижды. Нашему покойному другу очень бы понравилась наша беседа. Он считал Грегстона единственным гениальным или приближающимся к гениальности режиссером современного кино.
– Послушай, Уокер, еще одна вещь. У меня сейчас в самом разгаре съемки одного фильма. Несколько неловко говорить, но вчера с одним из моих актеров случился сердечный приступ, и мне нужно срочно кого-то на замену. Это примерно дней пять съемок в Лос-Анджелесе. Я видел тебя в фильме Николаса, и он говорил, что с тобой легко работать. Ты не смог бы вырваться на десять дней и прилететь сюда? Я понимаю, надо предупреждать заранее, но ты получишь хорошие деньги и очень меня выручишь.
Марис сидела рядом со мной. Я прикрыл трубку ладонью и спросил, не хочет ли она слетать в Калифорнию на пару недель. Она всплеснула руками, закрыла глаза и поцеловала воздух. Повезло ему.
Глава третья
Плохо в поездке в Калифорнию было то, что она начиналась из Венского аэропорта так скоро после случившейся там трагедии. По какой-то странной причине я… на время забыл, что здесь погиб Николас. Возможно, потому что мне не хотелось думать об этом, а может быть, потому что думал об этом слишком много. Осознание поразило меня по дороге туда.
– Боже, я совсем забыл, куда мы едем. Смотревшая в окно Марис с улыбкой оглянулась ко мне.
– Что ты хочешь сказать?
– В аэропорт. Понимаешь? Николас.
– Да, понимаю. Кто-то мне говорил, что они еще не заменили стекла. Видны отверстия от пуль.
– Не очень ободряет, а? – Я положил руку ей на колено, она накрыла ее своей.
– А раньше я любил ездить в аэропорты. Они волнуют меня; я начинаю мечтать, когда оказываюсь вблизи и вижу взлетающие и приземляющиеся самолеты.
– Уокер, я должна кое о чем предупредить тебя насчет этой поездки: когда дело доходит до полетов, я трушу, как заяц. Совершенно не выношу.
Она полезла в сумочку и вытащила маленький аптечный пузырек.
– Что это?
– Успокоительное. Очень сильное. Я приняла две таблетки еще перед отъездом, так что, если отключусь над Атлантикой, ты поймешь почему.
Автобус подвез нас к залу отправления и остановился. Я посмотрел на Марис и вздохнул.
– Мне действительно не хочется выходить.
– Мне тоже. Давай поскорее сядем в самолет, и дело с концом.
К несчастью, у стойки регистрации была длинная очередь, и нам пришлось подождать. Марис спросила, не возражаю ли я постоять несколько минут с багажом, пока она сбегает купить журналы.
Она ушла, а я, оглядевшись вокруг, заметил повсюду агентов службы безопасности, «кобр» в беретах и камуфляже с короткими автоматами «узи» под мышкой, выглядевшими как некое странное водопроводное оборудование. Вызывало тревогу, что эти люди смотрели на всех и все предельно внимательным, подозрительным взглядом. Они никому не верили. Вероятно, им было приказано не верить. Это напомнило мне одного моего друга, который побывал во Вьетнаме и говорил, что там каждый казался подозрительным. Например, он видел, как ребенок протянул водителю американского грузовика букет и убежал. А через несколько секунд грузовик взорвался.
Марис вернулась. Вид у нее был, будто кто-то ее ударил.
– Я не могла не взглянуть. Уокер, в окнах на первом этаже действительно дырки от пуль! Один из солдат сказал мне, что стрельба шла через эскалатор.
Она указала налево. Я сказал, что хочу посмотреть.
– Ты уверен?
– Да. Может быть, увидев, я не буду так много думать об этом. В эти дни мое воображение – мой злейший враг.
Я прошел по залу, прислушиваясь к взволнованному шуму пассажиров, к объявлениям о рейсах во все концы света. Типичный день в аэропорту. Те же звуки, наверное, слышал Николас, стоя у стойки компании «Эль-Аль» в ожидании регистрации. Я поискал глазами эту стойку, но потом передумал. Что я ожидал или хотел здесь увидеть? Обведенные мелом очертания тел на полу? Засохшие пятна крови? Мне хватит простреленных окон.
Упомянутый Марис эскалатор находился рядом с крутой лестницей. Я стал спускаться по этой лестнице, так как хотел пройти мимо окон в своем темпе. Если мне не понравится увиденное, я смогу повернуться и снова подняться наверх.
Вид дырок от пуль будет окончательным доказательством, что теракт действительно был и Николас стал одной из жертв. Иначе его смерть представлялась нам только смесью сообщений по радио, истерических телефонных звонков, службы в Штайнхофской церкви и доставкой его вдовы к дверям крематория.