Сон в пламени
Шрифт:
– Фрау Йорк, это же не ваш компьютер, верно? Что вы делаете с этой штуковиной? – спросил Шушиц.
– Сейчас я работаю над схематической психологией, и мне нужна машина для расчета уравнений репрезентативных нулевых зон. На компьютере это гораздо быстрее.
Он смутился, но быстро усек: останься он тут еще мгновение – и мы поймем, что он ничего не смыслит в «схематической психологии».
С улыбкой нервной крысы Diplom Ingeneur сказал «добро пожаловать в новое жилище» и поспешил восвояси.
Я подождал, когда за ним захлопнутся ворота, а потом проговорил через плечо:
– Я и не знал, что ты сильна в уравнениях нулевых зон.
Марис издала смешок.
– Конечно, он еще тот хмырь, но не забывай, что мне придется жить в их доме. И вообще, с людьми подобного сорта нужно обращаться так: пусть осознают свою тупость, и тогда уберутся не такими самодовольными.
Следующие несколько часов мы перетаскивали прежнюю обстановку Марис в новое помещение. Это позволило узнать о Марис еще кое-что. Ей нравились грубоватые певцы вроде Тома Уэйтса и Скриминг-Джея Хоукинса («Ты любишь просто клевую музыку, а я хочу слышать такую, что разрывает сердце»), тяжелые ботинки со шнурками и сапоги, малоизвестные романы на английском и немецком. Я помогал упаковывать эти коробки в Мюнхене, но мы все делали в спешке, чтобы как можно скорее убраться оттуда. Сказать по правде, Марис была тогда спокойнее меня, но я не стыдился своей нервозности. С того момента, как мы поехали на запад из Вены два дня назад, меня не оставляло убеждение, что, если появится Люк, я что-нибудь такое сделаю, о чем потом пожалею.
Через месяц после нашего знакомства Марис постепенно поведала мне историю своих отношений с ним. Слишком многое в этой истории напоминало мне ингредиенты ведьминского варева из «Макбета»: филе болотной змеи, тридцать дней как сдохшая под скалой жаба, пот с тела только что повешенного. Марис обиделась, когда я сказал ей об этом, но факт оставался фактом: в лице Люка она связалась с психопатом высокого класса, обладателем докторской степени по творческому садизму.
Они познакомились у общего друга, и с самого начала Люк начал ее преследовать. Очаровательный, умный и ранимый (как она думала), он постоянно звонил, присылал экзотические цветы, приглашал в рестораны, где расплачивался взятыми в долг или крадеными деньгами. В первый раз они переспали в семикомнатной квартире в Швабинге, якобы принадлежавшей ему, но, как после выяснилось, ею владела его прежняя любовница, которую он пригрозил избить, если она не съедет на пару дней, оставив ему ключи. Он рассказал Марис правду, когда их отношения превратились в череду зловещих сцен и опасных ситуаций. Однажды Люк пришел в бар «Шуман», где у нее была встреча с кем-то другим, и печальным голосом отчитал ее за то, что она не предупредила этого человека о своем СПИДе. То, что она умирает сама, не дает ей права убивать других, как бы горько ей ни было.
– Он говорил так трогательно и убедительно, Уокер. И в результате тот другой поблагодарил Люка, будто он спас ему жизнь.
– И что ты сделала?
– А что я могла? Сказать, что у меня нет СПИДа? Знаешь, это слишком тяжелое обвинение, чтобы продолжать отношения.
Где-то в этих картонных коробках был фильм, который он снял о ней, под названием «Это невероятно!» Там показывались города, ее работа над ними, люди, говорящие о них на одной из ее выставок. Фильм был ничего, но скучноватый. О способности Люка как режиссера фильм говорил мало. Когда у них начались размолвки, он взял этот фильм и добавил к нему новый эпизод: украл ее любимый город и снял, как обливает его бензином и сжигает.
– Почему же ты просто не ушла? Или не послала его к черту?
– Я посылала, но у него был ключ.
– Можно было сменить замок.
– Я меняла! Но он шел к слесарю и делал дубликат, когда меня не было. Я меняла замок три раза. Последний раз я поставила один из тех дорогущих замков, которые невозможно взломать, а когда вечером вернулась домой, обнаружила, что он выдавил в скважину целый тюбик суперклея, и я сама не могла попасть в квартиру.
В ее машине отказали тормоза. Когда она отдала машину в ремонт, механик сказал, что, весьма вероятно, их кто-то испортил.
Она рассказывала и рассказывала подобные истории, пока совершенно не вывела меня из себя.
– Ради бога, Марис, почему ты не обратилась в полицию? Он же тебя просто терроризировал!
– В Германии ты можешь лишь пойти в полицию и сделать Anzeige [13] . Это все равно что подать официальную жалобу. Но если поблизости не оказалось свидетелей – тебе не повезло, ничего не получится, пока не накопится много Anzeigen против того же человека. Тогда полицейские начнут разбираться. Когда он ударил меня в первый раз, я пожаловалась, и знаешь, что сказали в полиции? Даже когда я показала им синяки? Откуда им знать, что я не поставила их сама, чтобы насолить ему! Большое спасибо, мюнхенская полиция. Ты не представляешь, Уокер, как беспомощны женщины перед законом в большинстве стран, когда дело доходит до подобного. Вот почему они не сразу решаются идти в полицию после избиения или изнасилования.
13
Заявление (нем.)
– Но я думал, такое отношение меняется.
– Меняется, но еще не изменилось.
В коробках среди прочего оказалась чудесная серебряная шариковая ручка сороковых годов, каштанового цвета кожаная куртка от Клода Монтаны и колода карт таро, завернутая в лоскут черного парашютного шелка.
– Ты гадаешь на таро?
– Да, но, пожалуйста, пока не проси меня погадать. Я побаиваюсь, что карты скажут про тебя и меня.
– А ты хорошо умеешь?
– Иногда. Карты у меня всегда под рукой, чтобы не терять навык, но потом входишь в зависимость от этого и уже не ищешь ответов сама. Лучше всего гадание помогает, когда не так уж нуждаешься в ответах.
– А что получилось, когда ты загадала на себя и Люка?
– Всегда выпадала Башня. Das Turm. Знаешь, что она означает?
– Что-то нехорошее?
– Крах. Обычно гибель. Эта карта всегда пугает меня, когда ее вижу.
– Так ты не погадаешь мне?
– Пока нет. И пожалуйста, Уокер, не бери карты, не прикасайся к ним. Не обижайся, но с этим связана забавная магия. Кто гадает, тот и тасует. Это древний закон таро.
Я знал людей, гадавших по картам или по руке, составлявших гороскопы. Мне это казалось удобным, довольно сомнительным и немножко пугающим способом узнать о послепослезавтрашнем дне, о том, как повлиять на него. В душе я отчасти верил в это, отчасти нет. Сильнее всего меня сдерживала мысль, что судьба – гораздо более лукавое и насмешливое существо, чем нам хотелось бы признать. С чего бы это ей так просто и с такой готовностью открывать свой следующий ход по линиям на руке или по картинке человека, пронзенного мечами? Позже Марис заверила меня, что таро лишь намекает на то, как нужно строить жизнь или, что нужно сделать прямо сейчас, а конечные решения, разумеется, остаются за нами. Но к тому времени она уже прочла мои карты, и на каждом раскладе выпадала Башня. К тому времени я полностью верил в предсказания, но они не говорили мне, что делать, а лишь снова и снова повторяли, кто я такой. И что выхода нет.
Через час мы стояли посреди ее квартиры, взирая на Маттерхорн коробок и разбросанных повсюду вещей. В дверь позвонили. По пути к двери я вытащил из коробки большой том об архитекторе Чарльзе Дженксе. Послышался детский голос, и я заключил, что это кто-то из детей Шушицов. Это не вызвало у меня восторга. Они раскусили Марис, как только она сняла квартиру, и теперь постоянно приходили в любое время дня, иногда весьма нам досаждая.
Я не очень любил детей, но не чувствовал вины за это. Марис говорила, что не может в это поверить, и приписывала мои чувства моему собственному происхождению. Но это было слишком просто. Дети – это целый особый мир, и, будучи взрослым, ты или хочешь жить в этом мире, или нет. У моей сводной сестры Китти было двое детей, и всегда, приезжая в Атланту, я радовался их обществу. Но дядя Уокер мог привезти гостинцы и повозиться с ними, так как знал, что они являются частью его приезда в гости, а не частью его жизни. И все же я понимал, что если Марис и мне суждено остаться вместе, дети будут важной частью ее будущего. Мы говорили об этом без конца, и я воспринимал это как хороший знак, потому что чем больше мы говорили, тем больше эмоций это у нее вызывало.
– Ты привезла свои города, Марис?
– Да. Привезла города и тысячи моих «Лего». Мы построим целую вселенную!
Она вернулась в комнату вместе с мальчиком и девочкой, милыми и чертовски проказливыми. Они знали, что крепко держат Марис в своих пальчиках, но благодаря чувствительным антеннам, которыми дети вооружены для борьбы против взрослых, не сомневались, что я их соперник, и мы хладнокровно следили друг за другом. Мальчик неприязненно |покосился на меня.
– Нам пора в школу, но я сказал, что мы должны зайти поздороваться с вами, раз вы дома.