Соната незабудки
Шрифт:
— Хорошо. Тогда до скорого. — Сесил поцеловал жену в щеку.
На этот раз она не отстранилась, а только нахмурилась. Он вел себя странно. Возможно, она преувеличивает, потому что чувствует свою вину. Может быть, всему виной виски. Она не заметила, много ли он выпил.
Одри прошла в кухню. Мерседес мыла посуду, а Лоро сидел на кране, практикуясь в английском:
— Мерси, моя любимая Мерси! Любимая! Ты хорошо-о-о-о пахнешь.
Мерседес шлепнула его мокрой тряпкой, но это не помогло.
— Мерси, моя любимая…
— Мерседес, —
— Сеньора, как поживают мои девочки? — спросила Мерседес, вытирая руки о фартук.
Она редко улыбалась, а ее интонация всегда угасала к концу каждой фразы, будто бы она внезапно осознавала греховность этого мира и смирялась с этим.
— Алисия передала тебе письмо.
— Какая умница! Я знала, она не забудет свою старую подругу.
— Конечно, нет. Леонора передает тебе привет.
— Они счастливы? — спросила Мерседес, затем пожала плечами и нахмурилась. — Как они могут быть счастливы так далеко от дома?
— Да, они далеко, — ответила Одри, отдавая ей письмо и грустно кивая. — Но они счастливы. Алисия, я уверена, сама тебе расскажет.
— Алисии ничто не может причинить боль, только она сама. А Леонора уязвима, как слепой котенок. Я знаю, что она скучает по маме, я чувствую это, — сказала Мерседес, ударяя себя кулаком в грудь.
— Я тоже по ним скучаю. Но они скоро вернутся, и у нас будет чудесное Рождество.
— А потом? — Мерседес прошла с письмом к кухонному столу.
Лоро нырнул в мыльную воду.
— Ты так хорошо-о-о-о пахнешь, — кричал он. — Ja, ja, ja [19] !!!
Луис играл на фортепиано. Легкая мелодия, созвучная с наступающим временем года, лилась из распахнутого окна. Одри вздохнула и вошла в комнату. Он продолжал играть. Она встала возле инструмента, облокотившись о его полированный бок, и смотрела, как бледные пальцы Луиса танцуют по клавишам. Она чувствовала его запах, снова пробудивший в ней тоску и желание. Все было так, словно он никуда не уезжал, словно не было того мучительного разговора в церкви после похорон Айлы. Словно она вышла замуж за Луиса, а не за Сесила, и это был их общий дом. Все казалось таким естественным, словно по-другому и быть не могло.
19
Да, да, да! (нем.).
— Ты удивляешься, почему я не сержусь? — тихо сказал он, затем обернулся и взглянул на нее с любопытством.
— И почему ты не сердишься? — послушно спросила Одри.
Луис продолжал играть. Ему не требовалось полностью концентрироваться на том, чем были заняты его пальцы — те отлично справлялись со своим делом даже тогда, когда мысли хозяина были заняты чем-то другим.
— Разве я могу сердиться? Ты любишь меня. Я самый счастливый мужчина на свете!
Одри улыбнулась и опустила глаза.
— Но я вышла замуж за твоего брата.
— Ведь это я уехал.
— Я так скучала по тебе.
— Я тоже. Все эти годы мое сердце плакало кровью.
Она осторожно закрыла крышку фортепиано. Луис убрал пальцы. Одри вздрогнула, и ее лицо вновь стало серьезным.
— Мне до сих пор больно, Луис, — прошептала она.
Одри было неловко говорить о том, что причинило ей такую боль.
— Я знаю.
Он встал и притянул ее к себе. Она обняла его за талию и положила голову ему на плечо. От него исходило тепло, спокойствие и уверенность. Потом Одри почувствовала, как его пальцы вынимают шпильки из ее прически и волосы рассыпаются по плечам тяжелой волной. Луис сжал ее локоны в ладони, вдыхая их манящий запах, и потерся о них щекой, наслаждаясь ощущением шелковистой мягкости.
— О, Одри, — вздохнул он, — все эти шестнадцать лет, каждую минуту, я жил ради этого момента. Я снова чувствую себя живым.
— Почему ты не дождался меня?
— Потому что я знал, что ничего не выйдет. Я не смог бы быть рядом с тобой, если бы ты не была моей.
— Но, Луис… — хотела было возразить Одри, но вспомнила разговор с Сесилом. «Луис не умеет справляться с трудными ситуациями. На него нельзя положиться, понимаете?» — сказал он тогда. Она отстранилась и посмотрела ему в глаза.
— Я никогда не переставала любить тебя, но ты уехал, увозя с собой часть меня, самую важную часть. Без тебя я ощущала пустоту. А потом Сесил… Сесил…
— Я знаю. Верный и надежный Сесил всегда был рядом и делал то, что следовало бы делать мне. Я уехал, когда ты больше всего во мне нуждалась, и я сожалею об этом. Но я ничего не могу поделать со своей натурой. Потому могу лишь раскаиваться в содеянном.
— Значит, ты не винишь во всем меня?
— Нет, не виню. — На лице Луиса появилась широкая улыбка.
Одри улыбнулась в ответ и нежно коснулась его лица. Так мать ласкает своего ребенка, так женщина дарит ласку своему возлюбленному.
— Это я должен просить у тебя прощения, Одри.
— Я давно простила тебя. Я всегда тебя прощала, — засмеялась Одри, снова обнимая его. — Я так счастлива, что ты вернулся! Ты мне так нужен, и мне так много надо тебе сказать.
— Поехали завтра со мной за город? — предложил он. — Здесь можно задохнуться.
— А что мы скажем Сесилу?
— Он не узнает. В это время он будет на работе.
— Нам все равно придется объяснять, где мы были.
— Зачем? Вы же с ним почти не разговариваете. Он подумает, что ты была у матери или у тети. Скорее всего, он вообще не спросит.
— Я что-нибудь придумаю, — решилась Одри.
— Отлично. В Мехико я познакомился с человеком, у которого есть усадьба недалеко от города. Через пару часов мы будем там.
— А ему можно доверять?
— Доверяй мне, любовь моя.
Луис смотрел на нее сверху вниз, чувствуя, что пьянеет от счастья. Потом он поцеловал ее. Его губы были нежными. Одри обняла его, прижимаясь еще крепче, чтобы их сердца бились в унисон и звенели вместе с музыкой их душ. У нее не было ощущения, что это неправильно. Одри была замужем, и ее верность Сесилу была непоколебима. Но когда рядом оказался Луис, все встало на свои места.