Сонные глазки и пижама в лягушечку
Шрифт:
Ваш тоненький сладенький девичий голосок похож на голос клубничного пирога:
– Я хочу, чтобы Андрэ забрался в пентхаус и кое-что принес.
– Да никогда! Ты в своем уме?! А ну-ка вернись в машину!
– Спокойно, не нервничай. Это просто розыгрыш.
– Какой еще розыгрыш?
– Смешной и безобидный. Мне надо, чтобы Андрэ принес наконечник для клизмы.
Вы снова достаете сладости, суете их обезьяне под нос и убираете в пакет. Остается надеяться, что ваш гипотетический жених в угаре беготни по Сан-Франциско пропустил сообщения о природе
– Но зачем? Зачем тебе какой-то… Это что, дурацкая игра в холодно-горячо? – Белфорд, несмотря на сильнейшее потрясение, изо всех сил пытается найти оправдание вашим действиям.
– Я же говорю: розыгрыш.
– Но кого ты разыгрываешь?
– Одного знакомого.
– Мистера Искателя Приключений?
– В общем, да. Можешь называть его так, если хочешь. Завтра утром он улетает из Америки, помнишь? Ну вот, я хочу его немного разыграть.
– Только не впутывай сюда Андрэ!
– Но, милый…
– Если желаешь обмениваться пошлыми туалетными шуточками со своим… дружком – пожалуйста, кто запрещает! Но Андрэ впутывать не смей!! Он этим больше не занимается!
– Да ладно тебе, Белфорд! Это просто кусок резины.
Вы постукиваете обгрызенным ногтем по наконечнику, зажатому в обезьяньей лапке. И опять указываете на пожарную лестницу. Андрэ задирает голову.
– Не важно. Клизма или бриллиант – все равно воровство. У меня годы ушли, чтобы отучить невинное животное от дурных привычек, вколоченных грязным преступником! И я не позволю его снова испортить! Андрэ, иди сюда!
Белфорд тянется к своему питомцу, но обезьяна уворачивается от лопатообразных ладоней, запрыгивает вам на плечи и, больно толкнувшись в шею, пружиной взлетает вверх, на пожарную лестницу.
– Стой! – кричит Белфорд. – Андрэ, вернись!
– Тише, ты весь отель разбудишь.
– Разбужу, да! Весь этот дурацкий отель!!! И полицию позову, если ты не прекратишь эту гнусность! Андрэ!
Обезьяна сидит на нижней ступеньке и не движется. Вы потираете растянутую шею. Белфорд распадается прямо на глазах, как двойной торнадо.
– Все, я зову на помощь… Помогите!!!
С инстинктивной ловкостью бывалого ковбоя вы выхватываете из сумочки газовый баллончик. Рассудок еще не успевает подтянуть штаны, а ваша недрогнувшая рука уже наставляет оружие в лицо Белфорда.
– Еще один звук, и я превращу тебя в амебу! В чертово желе! Я не шучу, Белфорд.
Луна зашла; Терри-авеню чернеет, как река. Ночь столь тиха, что слышен стук собственного сердца и шум воздуха, запертого в легких Белфорда. Вы оба стоите неподвижно, будто загипнотизированные раскатом магического грома. Изумление в глазах Белфорда медленно превращается в разочарование и муку. Если бы не шум крови в висках, вы бы, наверное, услышали, как рвется его сердце. Мелькает быстрая мысль: он может убить одним ударом, вы даже клапан нажать не успеете.
– Этот газ медведя вырубает, – предупреждаете вы.
Но Белфорд не собирается вас бить. Его руки болтаются, как сломанные марионетки; дыхание булькает, как каша в горшочке.
Ваша рука опускается – медленно, безвольно… Пальцы разжимаются, баллончик падает на тротуар и, позвякивая, укатывается в сточную канаву.
Все понятно. Вы просто не можете. Как ни велик стоящий на кону банк, у вас просто не хватает духа. Ах, черт возьми! В чем дело, Пипи? Как только ставки повысились и пошла серьезная игра – вы спасовали, словно трусливый мексиканец! И что же теперь?
02:59
Слезы блестят в ваших глазах, как пораженческая ветрянка, как герпес капитуляции и ярости. Но еще до того, как первая судорога рыданий сотрясает ваши миниатюрные титечки, Белфорд разворачивается на тяжелых каблуках и уходит прочь. Он идет не оглядываясь – через Мэдисон-стрит, вниз по Терри-авеню, на юг, прочь от отеля «Сорренто» и спящих больниц, в сторону построек, принадлежащих сиэтлской епархии Римской Католической Церкви, углубляясь в дремотно-зеленый район, даже более темный и тихий, чем тот, где вы стоите.
Вскоре его силуэт превращается в тень, незаметную среди других, более громоздких теней. В той стороне нет ни ресторанов, ни телефонных будок, ни даже жилых домов. Куда он идет? Зачем? Он что, лишился рассудка? Неужели вы его сломали? Ваши кроссовки сами собой начинают подшаркивать в том же направлении.
Невнятная сила, которую невозможно разложить на простые эмоциональные компоненты, толкает вас за ним вдогонку. И тут, сквозь мерный прибой пульса и шумный плеск рыданий, до вашего слуха доносится зов. Этот зов – не имя, даже не слово, а нечто среднее между хрюканьем и чириканьем, как будто синяя птица удачи пытается высрать сливовую косточку. И доносится он сверху. Очевидно, кто-то пытается привлечь ваше внимание.
03:02
В ярком свете гостиничных коридоров вы различаете Андрэ, который сидит на лестнице перед окном второго этажа с выжидательным выражением на морде, с наконечником маминой клизмы, торчащим изо рта наподобие сигары Клинта Иствуда. Похоже, он ожидает дальнейших инструкций.
Вы смотрите вдоль Терри-авеню: унылая тень Белфорда растворилась в ночи. Вы смотрите вверх: Андрэ начинает терять терпение, ерзать и суетиться. Ваш пульс резко меняет темп, рыдания прекращаются, по растянутой шее бегут мурашки. Ну что ж, пусть будет так!
Вы жестикулируете обеими руками, показывая, что надо лезть выше. Обезьяна реагирует мгновенно. Неуловимым для глаз движением она взлетает на третий этаж и замирает перед окном. Ага! Вот как Конго это делал! Ну что ж, поехали дальше. Вы повторяете команду, и Андрэ вмиг оказывается на четвертом этаже. Здорово! Просто, как дважды два. Если бы обезьян брали на работу в гостиницы, никто не жаловался бы на медленное обслуживание. Вы продолжаете жестикулировать. Андрэ продолжает подниматься. Ваше настроение поднимается вместе с ним.