Соня Малых
Шрифт:
Как ни билась с ней Анна Петровна, каких наказаний она ни придумывала — ничего не помогало. Соня изо дня в день была наказана: то «без передника», то «без сладкого», тетради ее рвались, и ее заставляли все переписывать. Анна Петровна даже пробовала ее грязные тетрадки прикалывать ей сзади к пелерине. Но ничто не могло отучить ее от неряшливости.
К Соне Малых никто не приходил по воскресеньям. Когда начинался прием родных и знакомых, Соня обыкновенно забиралась в угол класса, ложилась на стол головой и не говорила ни с кем ни слова.
— Что с тобой, Малых? — спрашивали ее воспитанницы, а иногда и Анна Петровна.
— Ничего.
— Ну, так
— У меня голова болит…
— Тогда иди в лазарет.
— Не хочу, — и опустив голову на парту, она часто лежала так молча весь прием.
— Несносная девочка! — говорила Анна Петровна и оставляла ее без внимания, избегая заводить историю.
После приема родных воспитанницы, веселые, счастливые, раскрасневшиеся, возвращались в класс. Каждая с собой приносила какой-нибудь сверток, пакет, а горничные приносили целые корзины гостинцев. Воспоминания, разговоры и веселый смех не переставали звучать весь этот день. Одной мама принесла пять апельсинов. В Сибири тогда это был редкий гостинец — апельсины стоили не менее 10 рублей десяток. Другой дядя привез с приисков маленький золотой самородок… У кого приехали знакомые и привезли коробку «российских конфет». [4] У всех были радостные новости, иные впечатления, не похожие на их институтскую жизнь. Надо всем носился особый интерес другой жизни, свежих впечатлений. Только те девочки, к которым никто не приезжал, со скрытой завистью слушали подруг. Они, конечно, щедро делились с ними гостинцами и новостями, влетавшими веселой струей в тихую институтскую жизнь.
4
Так назывались конфеты из Европейской России.
Одна Соня Малых никогда не принимала никакого участия в общем круговороте. Она сидела, намеренно отвернувшись от всех.
— Соня, вот возьми, попробуй конфет. Это «из России», — скажет ей какая-нибудь сердобольная душа, протягивая красивую коробку.
— Не хочу я ваших конфет! — резко отрежет дикарка.
— Ну, не хочешь — и не надо… Нам больше достанется…
— Соня, съешь мороженое яблоко…
Ответ один и тот же: «Не хочу».
— Капризная ты. Прежде любила, а теперь вдруг не хочешь…
— Ну так что же! Прежде любила, а теперь не люблю! И от вас брать не хочу!
— Неужели и серки не хочешь? — поддразнят ее подруги.
Соня вдруг приходит в ярость:
— Вот я скажу, что вы серу жуете… Попадет вам… Непременно все скажу, — сердито кричала она.
— Злючка! Фискалка! Жалобница! — сыпались на нее укоры.
Но Соня только пугала, обещала, но никогда ни на кого не жаловалась. На нее же жаловались все постоянно.
Прошли Рождество и Пасха. Воспитанницы разъезжались по домам. Среди немногих в институте оставалась и Соня Малых. Она была все та же: резкая, скучающая, неряха. Ни с кем она не сходилась, не дружилась. Никто ее не любил.
Изредка ей писал отец с Сахалина. Однажды он прислал ей денег — 5 рублей. Девочка обрадовалась, решила сейчас же купить китайской пастилы, альбом для стихов, серы, китайского уксусу для пельменей и составила себе целый список покупок.
Но классная дама не позволила, так как Соня очень скверно училась ту неделю и еще хуже вела себя.
Через неделю Анна Петровна сжалилась над дикаркой и сказала ей:
— Можешь, Малых, истратить на себя пятьдесят копеек. А если будешь хорошо себя вести и станешь отвыкать
— Ничего мне не надо! Можете взять мои деньги себе… Я их не хочу, не хочу! — закричала девочка и громко зарыдала.
— Дерзкая, грубиянка ужасная! Встанешь к «черному столу», — сердилась Анна Петровна.
Соня была строго наказана. Сладу с ней не было.
Она училась так плохо, что осталась в классе на второй год.
— Как я рада, что отделалась от этой ужасной девочки, говорила Анна Петровна. — Пусть Эмилия Карловна с ней повозится… Пусть узнает, что это за сокровище! Помается она с ней. Ну, да я надеюсь, что уж это недолго…
На лето Соня Малых осталась в институте.
— Отчего же ты, Малых, не едешь домой? Отчего тебя не берет папа? Я бы, кажется, умерла, если бы меня оставили на лето в институте, — говорили ей подруги.
— Я не хочу домой… Если б я хотела, то поехала бы… Не хочу и не поеду…
— Странная ты, право! — возражали подруги.
А Соня еле сдерживала себя. Губы у нее дрожали, из глаз готовы были брызнуть слезы, которые она глотала, чтобы не показать слабости перед подругами… Но когда она легла в постель, то дала волю своему горю; она не могла заснуть ни одной минуты и горько проплакала всю ночь. Слез ее никто никогда не видел, — она плакала втихомолку.
IV
Новые подруги, среди которых очутилась Соня Малых, оставшись на второй год в VII классе, состояли из тех, которые пришли из подготовительного класса, и вновь поступивших. По учению, по поведению подобрался удивительно хороший класс. Среди всех их особенно выделялась Нина Никитина. Это была первая ученица… Хорошенькая девочка с белокурыми локонами, с кроткими голубыми глазами, она была вся сознание долга, порядка, трудолюбия. При встречах с начальницей или учительницей Нина Никитина как-то особенно скромно и грациозно приседала, склонив хорошенькую головку. «Реверансы» ее славились на весь институт. И начальница даже водила ее в старший класс и говорила: «Покажи, душка, как надо кланяться. Сделай твой миленький реверанс». И Нина, вспыхнув, покорно приседала, и грациозно и скромно.
Девочку любили и баловали, но баловство ее не портило. Она всегда была тиха, вежлива и превосходно училась.
Соня Малых со своей бесшабашной удалью, с неряшливостью и дерзким заносчивым характером почему-то особенно невзлюбила первую ученицу и старалась ей досадить, сделать неприятное.
— Ваша Никитина зубрила-мученица… И всегда приседает, точно заведенная кукла. Всех боится… А уж свои «двенадцать» любит больше всего на свете, — говорила она подругам.
— Так неужели лучше, как ты?! Ничего не делаешь, всем дерзишь и пачкаешь тетради и платья, — возражали ей Шура Козьмина и Нюта Москалева.
— Лучше… А Никитина не настоящий человек. Она кукла… Не хочу и не учусь… И что хочу, то и делаю! — больные, подслеповатые глаза девочки загорелись задорным огнем.
— Нет, не будешь делать, что хочешь… Тебя исключат…
— Пусть исключают! Пусть, пусть… Уж я буду лучше неряха, чем, как ваша Нинка, трусиха, и приседать… Вот этак! — Соня преуморительно передразнивала сотоварку.
Новая классная дама, новый класс совершенно не сходились с Соней Малых. Ей было здесь еще хуже, чем в прежнем классе. Анна Петровна часто оставляла ее в покое. Новая классная дама — Эмилия Карловна — ни в чем не давала ей спуску, обращалась с ней требовательно и резко; то же делал и класс.