Соня, уйди! Софья Толстая: взгляд мужчины и женщины
Шрифт:
Гений-то гений, но не только в литературе. Толстой был величайший психолог. Он видел людей насквозь, как рентген! У меня иногда бегут мурашки по коже, когда я читаю дневники Толстого. Вот его сын Илья вроде бы счастлив. Прекрасная жена, тоже Соня, много детей, свое имение. А Толстой пишет в дневнике, что Илья будет несчастен. И сравнивает себя с пауком, который прячется под лист до того, как пойдет дождь.
Толстой очень хорошо мог разделять литературу и жизнь. Арсеньеву с Тютчевой он «просчитал» сразу, что это – не то! Не «тянут» они на него! «Раздавит» он их! Но, как человек постоянно сомневающийся, он впутывается в какие-то с ними отношения, на что-то надеется… И наконец окончательно понимает: не то, не «потянут»!
В этом вся проблема.
К.Б./ Мне бы хотелось
П.Б./ Хорошо, забыли о прежних «невестах» Толстого. Итак, Берсы. Однажды Толстой говорит своей сестре: «Машенька, семья Берс мне симпатична, если бы я когда-нибудь женился, то только в их семье». То есть ему, в сущности, не столь важно, на какой именно сестре Берс он женится, а важно, что это – семья Берс! «Модель» этой семьи его полностью устраивает.
Эти слова подслушала гувернантка детей его сестры Марии Николаевны и передала своей сестре, гувернантке детей Берс. Она сообщила эту информацию всей семье. И началось то, что началось…
Для семьи Берс Толстой был очень завидный жених. Боевой офицер, имеет награды. Помещик, которому принадлежит уже не только Ясная Поляна, но и большое имение скончавшегося брата Николая Никольское-Вяземское, родовое имение их отца. Знаменитый писатель, автор «Детства», «Отрочества», «Юности» и «Севастопольских рассказов». Родовитый граф. Не слишком богат, но и не беден.
На выданье – две сестры: Лиза и Соня. Но, по обычаям того времени, первой выйти замуж должна старшая сестра. К тому же Лиза по всем статьям вроде бы подходит графу. Умница, много читает, уже сотрудничает с Толстым в его журнале «Ясная Поляна». Красивая. Что еще нужно? Но Толстой с Лизой ведет себя абсолютно таким же образом, как и с Арсеньевой, и с Тютчевой. То есть весьма жестоко. Надежду девушке дает, а в дневнике пишет: «Лиза Берс искушает меня, но это не будет». Или так: «Боже мой! Как бы она была красиво несчастлива, ежели бы была моей женой».
Объясните мне, Катя, как можно быть «красиво несчастливой»? Как Анна Каренина или как Долли Облонская? Мы ведь помним, что «все несчастливые семьи несчастливы по-своему».
К.Б./ Странно, Павел, что вы задаете этот вопрос. Было бы логичнее мне спросить у вас, исследователя личности Толстого, что же это за код такой? Может, у него в дневниках есть градации несчастья, какие-то «эскизы» к «Анне Карениной»? С моей стороны эта фраза читается как взгляд художника на модель. «Спроектировал будущее: сидит у окна, в чепце, холодна и спокойна, отрывает взгляд от моей рукописи, смотрит на меня. Ни тени истерики, рука плавно опускает перо, на ее лице мучительная улыбка, за которой кроется ощущение глубокого несчастья, но нет – не выдаст его». В моих глазах так выглядит «красиво несчастлива». Несчастлива, но глубоко, не разрушая внешнего благополучия и как бы подчеркивая трагичность внутреннего внешним спокойствием. Но у меня с моим образом возникает диссонанс. Такой я Лизу представить не могу. А вы?
П.Б./ Не знаю. Но хочется воскликнуть: «Бедная Лиза! Она убедила себя в том, что любит графа».
Лиза сначала равнодушно относилась к сплетням (о том, что Толстой собирается сделать ей предложение. – П. Б.), но понемногу и в ней заговорило не то женское самолюбие, не то как будто и сердце, в ней пробудилось что-то новое, неизведанное. Она стала оживленнее, добрее, обращала на свой туалет больше внимания, чем прежде. Она подолгу просиживала у зеркала, как бы спрашивала его: «Какая я? Какое произвожу впечатление?» Она меняла прическу, ее серьезные глаза иногда мечтательно глядели вдаль…
Казалось, что ее разбудили от продолжительного сна, что ей внушили, навеяли эту любовь и что она любила не самого Льва Николаевича, а любила свою 18-летнюю любовь к нему.
Соня заметила в ней эту перемену и подсмеивалась. Писала на нее шуточные стихи и говорила:
– А Лиза наша пустилась в нежности. А уж как ей не к лицу.
И я приставала к Лизе:
– Лиза, скажи, и ты влюблена? Зачем ты вперед косу положила, прическу переменила? А я знаю, для кого, только не скажу.
Лиза добродушно смеялась, обращая в шутку мои слова.
– Таня, а идет мне эта прическа с косой? – спросит она меня.
– Да, ничего, – скажу я, принимая почему-то снисходительный тон.
В конце концов Толстой от Лизы «сбежал», как от Арсеньевой, только не за границу, а в Башкирию. Повод был. Два старших брата, Николай и Дмитрий, умерли от чахотки, причем с Николаем в его последние дни он жил в одном номере гостиницы. Толстой подозревал, что сам болен чахоткой (он покашливал). И хотя обследовавший его Андрей Евстафьевич Берс сказал, что чахотки у него нет, Толстой отправился в Башкирию, в степь, «на кумыс», – тогда это считалось средством от чахотки. Но по его дневнику понятно, что другой не менее важной причиной были ложные отношения с Лизой.
И скажу вам откровенно, Толстой в этой ситуации мне крайне неприятен, а Лизу жалко. Он пробудил в ней чувства, дал ей надежду, заранее зная, что «это не будет». То есть не женится…
Однажды Толстой привез к Берсам яснополянских крестьянских детей. Лиза их демонстративно не замечала, а Соня с ними играла и была очень ласкова.
Как вы говорили, «комбо»? Два фактора в одном? Вот и Соня оказалась таким «комбо». Вы сами напомнили, что Толстой вырос сиротой. Да, он потерял мать, когда ему не было и двух лет, он ее совсем не помнил. Отец скоропостижно скончался от удара, когда Лёвочке было 8 лет. Для сироты, который ищет себе жену, болезненным моментом является то, как его будущая невеста относится к детям.
Это один момент в пользу Сони.
Второй. Зачем он привез к Берсам крестьянских детишек? Не исключаю, что это был такой тест для двух сестер: как они воспринимают крестьян? Смогут ли наладить с ними отношения? Или будет барыня, которая станет морщить нос от крестьянского запаха. Соня этот тест прошла, Лиза – нет.
Но, согласитесь, вел он себя жестоко. А как женщины воспринимают такой мужской тип?
К.Б./ Ответить вам за всех женщин я не берусь. Но отмечу то, что бросилось мне в глаза в этом «типаже». Во-первых, как отмечала Т. А. Кузминская, Лев Николаевич был как бы везде, со всеми и всеми интересовался. Во-вторых, был участлив, хотел помочь тем, кто ущемлен в чем-то, любил детей. В-третьих, его не надо было специально развлекать, он сам себя развлекал и никогда не скучал. Был наблюдателен, оценивал и давал обратную связь. Например, когда взял девочек с собой в какую-то крестьянскую избу недалеко от Покровского и крестьянка показывала больного экземой малыша, а девочки ей давали советы, – он сообщил матери, какие у нее хорошие девочки. Или когда Соня не дала себя перенести на закорках через ручей Нилу Попову – и Лев Николаевич ее похвалил за это. Такой Большой Брат, к мнению которого хочется прислушаться и одобрение которого хочется заслужить. Каким образом в этом мужчине можно заподозрить жестокость? Девушки велись на его «проверки», не задумываясь, что решается их судьба.
П.Б./ Одним словом, Лиза тоже «не тянет». Не выдержит она жизни с ним. Несчастлива будет, красиво или некрасиво, уже не суть важно. Просто будет несчастлива. Он, соответственно, тоже.
Но кто же тогда остается, если он решил жениться непременно на ком-то из сестер Берс? Только Соня. Тане еще нет шестнадцати. Она его «соблазняет» (не специально, а может и специально, не знаю), она, будем откровенны, даже в детском возрасте была очень сексапильна, но он не этого прежде всего ищет.