Соперница Аладдина

Шахразада

Инфанта расцеловала свою крестную, просила не оставлять ее, облачилась в ужасную ослиную шкуру, вымазалась сажей из трубы и, никем не замеченная, покинула роскошный дворец. Исчезновение принцессы вызвало отчаянный переполох. Король, который уже готовился к свадебному пиру, был в отчаянии, никак не мог утешиться. На поиски дочери он послал больше сотни жандармов и свыше тысячи мушкетеров, но волшебница, ее покровительница, сделала ее невидимой даже для ловких сыщиков, так что поиски оказались безуспешными.

Инфанта тем временем все шла. Она ушла далеко-далеко, уходила дальше и дальше, всюду искала места служанки, но, хотя из милости ей и давали поесть, никто все же не хотел ее брать – такой грязной казалась она всем.

– И вот

тут, дева, я готов признать, что сказка говорит чистую правду, ибо такую дрянную… девку никто не захочет видеть ближе, чем за фарсах от своего жилища!

Наконец она пришла в красивый город, у ворот которого стояла мыза, а хозяйке нужна была судомойка, чтобы полоскать тряпки, смотреть за индюшками и чистить свиные корыта. Увидев такую грязную путницу, женщина эта предложила ей поступить в услужение, на что инфанта охотно согласилась – ведь она так устала идти. Ей отвели угол за кухней. В первые дни она стала предметом грубых шуток челяди – ослиная шкура придавала ей столь отвратительный грязный вид. В конце концов к ней привыкли, да и она с таким усердием выполняла свою работу, что хозяйка взяла ее под свою защиту. Девушка всегда вовремя загоняла овец, индюшек пасла с таким умением, что, казалось, будто всю жизнь она ничего другого и не делала, и всякое дело спорилось у нее.

Однажды, когда она сидела на берегу прозрачного ручья, где часто горевала о своей печальной судьбе, ей вздумалось поглядеть в воду, и гадкая ослиная шкура, заменявшая ей платье и головной убор, ужаснула ее.

Стыдясь такого наряда, она помыла себе руки, которые стали белее слоновой кости, и лицо, на которое вернулась прежняя свежесть красок. Увидев себя такой красавицей, она на радостях решила выкупаться, что тут же и исполнила, но, возвращаясь на мызу, снова должна была надеть гадкую шкуру.

К счастью, на другой день был праздник, так что у нее достало времени извлечь из-под земли сундук, заняться туалетом, напудрить свои густые волосы и надеть чудное платье цвета ясных дней. Каморка была так мала, что шлейф этого чудного платья некуда было девать.

Красавица принцесса погляделась в зеркало, полюбовалась собой и от скуки решила каждый праздник и каждое воскресенье надевать одно за другим все свои платья, так она и поступала потом. Свои пышные волосы она с необычайным искусством украшала цветами и алмазами и часто вздыхала, что красоты ее не видит никто, кроме овец да индюшек, любивших ее даже в этой отвратительной ослиной шкуре, из-за которой принцессу стали называть теперь на мызе Ослиной Шкурой.

Однажды, в праздничный день, когда Ослиная Шкура надела платье солнечного цвета, сын короля, которому принадлежала мыза, заехал сюда отдохнуть, возвращаясь с охоты. Этот принц был молод, прекрасен, хорошо сложен, отец и мать-королева любили его, подданные – обожали. На мызе принцу предложили простое деревенское угощение, которого он и отведал, потом он вздумал обойти все дворы и закоулки. Переходя таким образом с места на место, он попал в темный коридор, а в конце его увидел затворенную дверь. Любопытство заставило его заглянуть в замочную скважину, но что сталось с ним, когда он увидел принцессу, такую прекрасную, одетую так богато, что по ее гордой и вместе с тем скромной осанке он принял ее за богиню! Порыв страсти, которую он почувствовал в это мгновение, заставил бы его вышибить дверь, если бы не почтение, внушаемое ему этой прелестной особой.

Нелегко ему было уйти из этого темного, мрачного коридора, а ушел он для того, чтобы узнать, кто живет в маленькой каморке. Ему ответили, что там живет судомойка, прозванная Ослиной Шкурой, ибо именно ослиная шкура служит ей одеждой, и что она такая неопрятная и грязная, что никто на нее не смотрит, никто с ней не заговаривает, и что взяли ее только из милости – пасти овец да индюшек.

Принц, не удовлетворенный этим объяснением, понял, что эти грубые люди больше ничего и не знают и что бесполезно

расспрашивать их. Он вернулся во дворец своего царственного отца до того влюбленный, что невозможно описать, и перед его глазами все время мелькал прелестный образ той богини, на которую он смотрел в замочную скважину. Он раскаивался, что не постучал в дверь, и дал себе слово в другой раз непременно это сделать.

Но от волнения в крови, вызванного пылкой любовью, он в ту же ночь заболел такой ужасной лихорадкой, что вскоре ему стало совсем худо. Королева, его мать, у которой не было других детей, приходила в отчаяние, видя, что лекарства не приносят никакой пользы. Напрасно сулила она врачам самые великие награды – они пускали в ход все свое искусство, но ничто не помогало принцу.

Наконец они догадались, что смертельная печаль – причина бедствия, они известили об этом королеву, которая, нежно любя своего сына, стала заклинать его, чтобы он открыл ей причину недуга, и сказала, что если бы даже надо было уступить ему корону, король-отец без сожаления покинул бы престол, на который возвел бы его, что если он любит какую-нибудь принцессу, то хотя бы с ее отцом велась война и хотя бы имелись справедливые основания быть им недовольными, все будет принесено в жертву, только бы исполнить желание принца, что она умоляет его не умирать, ибо от его жизни зависит и жизнь его родителей.

Еще не доведя до конца этой трогательной речи, королева пролила на лицо принца целые потоки слез.

– Сударыня, – сказал ей наконец принц, – я не такой изверг, чтобы желать короны моего отца, небу да будет угодно, чтобы жил он еще долгие годы, а мне чтобы еще долго пришлось быть самым верным и почтительным из его подданных. Что до принцесс, о которых вы сейчас говорили, то я еще не думал жениться, и вы ведь знаете, что я, послушный вашим желаниям, всегда буду повиноваться вам, как бы трудно мне ни приходилось.

– Ах, сын мой, – продолжала королева, – я ничего не пожалею, чтобы спасти твою жизнь, но, милый сын мой, и ты должен спасти жизнь мне и королю, твоему отцу, должен открыть нам твое желание и не сомневаться, что оно будет исполнено.

– Если уж надо открыть вам мое желание, – сказал он, – то повинуюсь, было бы преступлением, если бы я подверг опасности две жизни, столь драгоценные для меня. Да, матушка, мне хочется, чтобы Ослиная Шкура испекла мне пирог, а когда он будет готов, чтобы мне его принесли.

Королева, удивленная этим странным именем, спросила, кто такая Ослиная Шкура. «Это, государыня, – ответил один из придворных, которому случилось видеть девушку, – это после волка самая гнусная тварь, чернокожая, грязная, живет она на вашей мызе и пасет ваших индюшек».

«Все равно, – сказала королева, – может быть, сын мой, возвращаясь с охоты, отведал ее печенья, это прихоть больного, словом, я хочу, чтобы Ослиная Шкура живо испекла ему пирог».

Побежали на мызу, позвали Ослиную Шкуру и велели ей испечь самый лучший пирог для принца. Некоторые злые языки утверждали, будто в тот миг, когда принц приложил глаз к замочной скважине, Ослиная Шкура тоже заметила его. Потом, поглядев в маленькое окошко, она увидела принца, такого молодого, такого прекрасного, такого стройного, что мысль о нем уже не покидала ее и что она часто вздыхала, вспоминая его. Как бы то ни было, – видела ли его Ослиная Шкура или только слышала вечные похвалы ему, – но она пришла в восторг, увидев способ показаться ему: она заперлась у себя в каморке, сбросила гадкую шкуру, вымыла лицо и руки, причесала свои белокурые волосы, надела блестящий серебряный корсаж, такую же юбку и принялась печь пирог, которого так хотелось принцу – она взяла самую лучшую муку и самые свежие масло и яйца. То ли нарочно, то ли нечаянно, но только, замешивая тесто, она обронила колечко, которое так и осталось в пироге, а когда он был готов, она, снова надев свою отвратительную шкуру, отдала пирог придворному и спросила его о принце, но этот человек, не удостоив ее ответом, побежал к принцу – отнести ему пирог.