Соперник Цезаря
Шрифт:
— К тебе, доминус, Публий Клодий Пульхр, — сообщил молодой и очень красивый раб-ибириец, которого Цезарь привез с собой из Испании.
Ну надо же! Какова наглость!
— Не стоит заставлять нашего гостя ждать, — задумчиво проговорил Цезарь и спрятал записку Ватиния среди прочих папирусов и вощеных табличек.
Клодий для визита надел сенаторскую тогу с пурпурной полосой. Цезарь заметил это. Так же как и то, что молодой патриций окинул снисходительным взглядом небольшую комнату.
Раб-ибириец принес замутненную вином воду и сушеные смоквы.
— Ты вновь пришел поговорить со мной об амицитии? — спросил Цезарь с улыбкой. — Только
— Подумаешь, жена! — пожал плечами Клодий. — Сегодня она есть, завтра — нет. А дружба — это навсегда.
— До смерти, — уточнил Цезарь. — Ты можешь меня выдать?
— К чему? Поговорим о более интересном. К примеру, о твоем консульстве, ради которого ты отказался от триумфа.
— Думаешь, для меня это так важно? Пусть Помпей является в цирк в одежде триумфатора, с лавровым венком на голове. Неужели ты думаешь, что я живу для того, чтобы оберегать расшитую тогочку?!
— У тебя сильные противники. Особенно опасен Марк Бибул. Он не слишком умен, но за него горой стоят оптиматы, они даже скинулись Бибулу на предвыборную кампанию. Он сильный кандидат. Скорее всего, пройдет в консулы. А вот твое избрание не гарантировано.
— Я не Помпей, чтобы сидеть под стенами Города и ждать, когда сенат дарует мне триумф, и упустить консульство. — Цезарь сделал паузу. — Говорят, последний триумф Помпея был великолепен.
Клодий кивнул:
— О да! В канун октябрьских Календ в день своего рождения Помпей удивил Рим. [82] Сотни и сотни колесниц, золотые и серебряные статуи, сосуды, опять же из золота, украшенные жемчугом, трон и скипетр Митридата, тридцать три жемчужных венца, квадратная золотая гора с оленями и львами и жемчужный грот с солнечными часами на макушке. Был и жемчужный портрет самого Великого. Из знатных пленников, которых провели в триумфе, Помпей никого не казнил. Более того, всех отпустил на родину, одного царевича Тиграна оставил пока в Риме заложником.
82
Триумф Помпея справлялся 28 и 29 сентября 61 года до н. э. В доюлианском календаре в сентябре было 29 дней. 29 сентября — день рождения Помпея, ему исполнилось в 61 году до н. э. 45 лет.
Клодий прекратил перечислять и будто ненароком глянул на Цезаря. Тот, казалось, не дышал. Что-то случилось с лицом великого понтифика — оно окаменело. На дне зрачков мелькнула такая ненависть! Мелькнула и пропала.
— Жемчужный портрет, экая странность. Что наш Великий — девица, что ли? — пробормотал Цезарь. — Ну что ж, можно сказать, что Великий почти сравнялся с Александром.
— О нет, Александр покорил еще Египет и Парфию. — Клодий сделал вид, что ничего не заметил. — Нашему Великому до Великого из Македонии далеко. Однако опасаюсь, что Помпей объединится с оптиматами. Тогда с ними будет уже не сладить.
— Помпей не опасен. Оптиматы его не любят. И потом, у меня есть способ убедить Помпея. — Клодий не понял, на что намекает собеседник, но уточнять не стал. — Если Ватиния изберут народным трибуном, он обеспечит мне нужные законы в народном собрании.
— Ватиний! — Клодий не смог удержаться и скривил губы; впрочем, Ватиния многие презирали. — У этого типа репутация продажного сукиного сына.
— Ты будешь лучше Ватиния?
— Я буду лучшим народным трибуном в Риме. Меня запомнят надолго. Надо многое изменить. А такие законы проходят только через народное собрание.
Клодий явно начинал торг и делал первое предложение. Он надеялся, что великий понтифик назовет два или три закона, которые намерен предложить в свое консульство. У Цезаря немало важных задумок — Клодий был в этом уверен. У него самого имелись кое-какие дерзкие соображения, но он предпочел их пока не высказывать. Однако Цезарь повернул разговор в другое русло:
— Чтобы стать народным трибуном, тебе надо прежде сделаться плебеем. Кажется, у тебя с этим проблемы?
— Да, тернии на пути к звездам. Казалось бы, велика важность! Один патриций хочет стать плебеем. Но Цицерон на каждом углу заявляет, что переход патриция в плебеи — самый гнусный вид разврата, хуже инцеста и растления мальчиков из благородных семейств. Сенаторы аплодируют каждому его слову. Уж как мои друзья старались, а все без толку. Нужна помощь понтификов. Верховного понтифика прежде всего.
— То есть моя. Неужели ты все еще в ссоре с Цицероном из-за того судебного разбирательства? — с невинным видом поинтересовался Цезарь.
Клодий вдруг почувствовал, что краснеет. Только не от стыда — от ярости. Ибо в тот миг увидел, что Цезарь улыбнулся. Значит, Цезарю передали грязную шуточку Цицерона насчет сестрицы Клодии и консульской скамьи.
Ну что ж, за эту улыбку Цезаря заплатит Цицерон.
— Кстати, есть одна странность в твоем рассказе. — Улыбка исчезла, выражение внимательной доброжелательности вновь появилось на лице Цезаря. — Ты не мог видеть триумф Помпея, ты был в это время в Сицилии квестором.
— Сестрица Клодия рассказала, и чрезвычайно подробно.
— Верно, красочно рассказывала. Клодия — очень умная женщина. — Последовала едва заметная пауза. — Ее муж консул Метелл получил на следующий год в управление Галлию.
— Провинция ему знакома. Метелл Целер однажды уже был в Галлии наместником — вместо Цицерона. Очень перспективная провинция. Но беспокойная. Постоянная угроза войны. — Клодий сделал паузу. — Я провел год в Трансальпинской Галлии. За нашими границами — огромная страна. У Рима среди галлов есть союзники. Если поднажать на них, то можно почти бескровно оттяпать от Галлии еще один солидный кусок и создать новую провинцию.
Цезарь вдруг изменился в лице: такое выражение бывает у человека, когда он спешно захлопывает перед твоим лицом дверь. Но через миг Цезарь опять улыбался.
— Вряд ли у Метелла есть подобные планы. К тому же он не одобряет твои дерзкие задумки.
— Может быть, Метелл продаст нам свою Галлию? — Клодий фамильярно подмигнул Цезарю. — Говорят, он жалуется на здоровье, особенно на печень после очередной пирушки. Зачем ему куда-то ехать?!
— Совершенно незачем, — согласился будущий консул.
Ну что ж, они обо всем договорились, понимая друг друга с полуслова. А Цезарь еще сомневался в их амицитии.
Картина VI. Те же и Клодия, по прозвищу Квадрантия, возлюбленная поэта
Глаза сестрицы завораживают. Особенно их странный блеск. В них хочется смотреть часами. За один ее взгляд можно простить все: измену, вранье и злую шутку. А она любит причинять боль.