Соправитель
Шрифт:
— Выход есть всегда! — взбеленился король. — Я передал султану тридцать тысяч ружей и пять десятков пушек. Пусть все это не новое, еще времен моего отца или деда, но всяко лучше того, чем вооружены турки. Сколько французы передали оружия туркам? Уверен, больше моего! Населения у Османов во сколько раз больше, чем у меня? В пять, в десять? Нужно было упорствовать, набирать новое войско, никак нельзя сдаваться!
— Полностью солидарен с Вашим мнением, мой король. Не соизволите ли дослушать условия Хаджибейского договора и мои выводы к нему? — спросил министр иностранных дел, дождался разрешительного взмаха руки короля и продолжил. — По договору все турецкие крепости, что находятся южнее Дуная, разрушаются, русские уходят за реку. Измаил, который севернее, остается неразрушенным, но без права отстраивать иные фортификационные
— А что там с островами в Эгейском море? Почему о них ничего не сказано в договоре? — спросил король, он уже понял, к каким выводам склоняется его министр, и они полностью совпадали с мнением короля, что редкость.
Следовательно, Фридрих не может ошибаться.
— Русские в переговорном процессе обрисовали Союз греческих островов, как самостоятельное государство, с которым османы и только они должны выстраивать свои отношения. Тут Бестужев издевался над османами, предлагая тем привести острова к покорности. Но проблема для турок не только в том, что у них просто нет флота, собрать галерный флот османы могут, да и французы для них еще строят корабли, англичане что-нибудь годное на распил продадут. Проблема в том, что русский флот был на зимовке большей частью именно на этих островах. Вряд ли русские уйдут с Эгейского моря, а нападение турок на базу русских — просто неосуществимая авантюра.
— Итак, я, пожалуй, за Вас, мой сегодня не бурчащий друг, подведу итоги. Первое и самое главное, русские открывают себе путь к Константинополю, без приграничных мощных крепостей турки мало что могут противопоставить елизаветинским войскам. Второе, султан выгадывает время, и вряд ли он смириться, как и оманские элиты. Третье, русские распространяют свое влияние на южных славян, может, и на греков. Эти соглядатаи от России на турецких землях — иезуитский ход. Они начнут вмешиваться, деятельно проводить политику северной империи, турки их одернут. И все! Для всего населения понятно, кто друг и кто враг. Это же повод к масштабному восстанию! Не понимаю зачем туркам иметь своего представителя на уже отобранных у них землях. Да это же понятно, что русские готовят восстания и в Греции, и на Балканах, те же пиратские острова, что назвались государством, способствуют планам русским. Что-то еще, Генрих?
— Я действительно восхищен. Остается добавить лишь то, что, как только Вы начнете в Европе новую справедливую войну, документы ее оправдывающие уже будут готовы, султан ударит по России.
— Подевильс! Услышьте меня! Даже мне, своему королю не смейте рассказывать о войне! Но в ином, я согласен, эта ситуация выгодна, очень выгодна для меня, — король улыбнулся, что-то заприметил вдали и обратился в кучеру: — Правь к тому хутору, узнаю, какие виды на урожай у крестьян и столько потата посадили, да к какому полку приписаны их дети.
*………*………*
Москва
20 апреля 1751 года
В воскресенье 20 апреля, через девять дней после празднования Воскрешения Христова, я дал прием. В Кремле по случаю моего назначения генерал-губернатором Москвы собиралась знать Первопрестольной. Из Петербурга был прислан вице-канцлер граф Михаил Илларионович Воронцов. Как по мне, так самая удачная кандидатура, чтобы показать, что я не в ссылке, а, скорее, «на предэкзаменационной практике».
Приехал бы Петр Иванович Шувалов, так я мог бы ему и в горло вцепиться. Нет, конечно! Пусть и нагадил он мне, и не выплатил контрибуций, что я требовал, сегодня
Зал в Кремле был полон Трубецкими, Салтыковыми, какими-то ветвями Голицыных, жаль Михаила Михайловича не было, он действительно был занят флотом и сохранением в неприкосновенности моих складов в Кронштадте. Вот этого человека я зауважал. Грамотный подход: не лезть туда, где менее компетентен, но делай ту работу, в которой разбираешься. А спрашивать результат со всех!
Прием не был ассамблеей в том понимании безудержного веселья и пьянства. Напитки подносили умеренные: вина, шампанское. Я распорядился оборудовать места, где стояли столики с канапе и фруктами, так сказать, локализовал места для пития. Играла и музыка, сегодня презентация «моего» нового творения — композиции, что я назвал «К Екатерине», в иной истории она называлась «К Элизе». Прости, Людвиг ван Бетховен, ну или не прощай!
Я отыгрывал роль любящего мужа в то время, как именно на сегодня было запланировано мое изуверство. Ну, не я начал разрыв, я хотел, правда, хотел семьи. Я не намерен испытать ту боль, что уже пережил, когда меня убивали в Ропше.
И только сейчас я осознал, насколько похожи характерами и манерой поведения эта Екатерина Алексеевна и та Катя, что была оставлена в ином мире. Неужели Катька меня предала? Может, и неизлечимая болезнь неспроста развивалась?
За время приема, пока не началось основное действо, мне удалось переговорить со значительной частью крупных помещиков и наметить правила игры на рынке сельскохозяйственной продукции. Просто так отдавать технологии изготовления подсолнечного масла, сахара я не намерен. Считаю, что нужна в этом деле умеренная монополия. Моя монополия! Так что все подобные предприятия намечалось приводить в жизнь с моей долей. Двадцать процентов от каждого сахарного заводика, столько же и от проданного подсолнечного масла, которое все больше завоевывает рынок. Или, скорее, формирует этот самый рынок.
Еще одной темой для разговоров стало возможное внедрение аналогов моторно-тракторных станций. Пока это еще только на уровне вероятного, но задумка была. Нужно было выяснить, насколько готовы помещики использовать такие станции, где будут лучшие лошади, механические сеялки и жатки, возможно, элеваторы для хранения зерна. Они платят умеренные деньги, а за их крестьян все делают мотивированные профессионалы с использованием механических приспособлений. Может, вот он? Путь к раскрепощению? Если крестьянский труд, барщина востребована, то и вольную можно дать крестьянам?
Из всего оговоренного я понял, что хоть помещики и не готовы кардинально что-то менять в своей хозяйственной деятельности, то в угоду мне могут согласиться на многое. Даже, если проекты покажутся им неоднозначными. Лишний раз «поручкаться» с будущим императором иного поместья может стоить.
— Степан Иванович, все готово? — спросил я у Шешковского после разговора с представителем Салтыковых.
— Я могу сделать попытку отговорить Вас? — опустив глаза, спросил мой безопастник.
— Нет, но Вы вольны оставить меня и скрыться, ну, к примеру, в Америке, — я жестко посмотрел на Шешковского.
— Прошу простить меня, Ваше Высочество, — Степан Иванович выдохнул и уже более собранно продолжил. — Екатерина выпила подставленное ей вино, курить отказалась, я почти уверен, что она на предмет курения о чем-то догадывается. Анджей Иероним Замойский ожидает в тайной комнате, пока один. Архиепископ Московский и Севский Платон прибыл.
— Удалось в ее платье продеть розу и уговорить надеть нужное украшение? — спросил я.
Когда-то, еще до моего венчания с Катериной, при дворе была дама Лопухина, и она вдела в свой наряд розу, причем именно на том приеме подобным образом поступила и императрица. Такой казус Лопухиной, как многие считали, стал одной из причин для сфабрикованного против дамы дела с обвинением в государственной измене. Ну, и еще немного родственного неприятия. Петр Великий и Лопухины… не ладили после заточения жены монарха в монастырь.