Соправитель
Шрифт:
— Ба-Бабах, — раздалось где-то снизу, и Белозарович понял, что это ударила пушка тех, кто пришел ему на выручку.
— Яков Васильевич! — прокричал один из тех приятелей Белозаровича, что часто с ним разговаривал, такой же бедолага и обиженный на власть человек. — Я рад Вас видеть! Гарнизон крепости сдался [в РИ гарнизон так же сдался при попытке переворота 1764 года].
— Мы убили двоих, еще трое не пускают нас по лестнице! — доложил обстановку поручик.
Соратник Белозаровича, сегодня одетый в плащ с капюшоном, скрывающим его лицо, поджег гренаду и ловко забросил ее вверх по лестнице.
— Ложись! —
Раздался взрыв, который поднял пыль, из-за которой было невозможно что-либо рассмотреть. Не увидел Яков, как трое пришлых рванули вверх по полуразрушенной лестнице, тем более он не мог увидеть, как эти три человека лихо прирезали единственного оставшегося в живых охранника некоронованного императора.
Когда Белозарович поднялся по лестнице и сам, то увидел не только тела солдат, до конца выполнивших свой долг, но и другое: тело мальчика, лет десяти. В руках он держал свой крестик. Возможно невинноубиенный молился перед тем, как, исполняя ранее полученный приказ, его заколол сотрудник Тайной канцелярии.
— Господи, прости мя грешного! — Иван Кириллович Митволь, один из заместителей Степана Ивановича Шешковского, перекрестился и даже пустил слезу, но быстро собрался и начал осуществлять завершающий этап операции.
Спустившись, Иван Кириллович приказал отпереть караульную комнату, куда собрали весь оставшийся гарнизон. Конечно, таких вояк нужно было привлечь к ответственности: сдали крепость практически без боя. Пусть и был штурм и захват, пусть пушка разворотила ворота, которые уже давно стоило бы укрепить, как стоило обновить ров, но, в конце концов, яркий пример есть: охранники главного затворника героически сражались, выполняя свой долг. И ведь выполнили! Убили некоронованного мальчика. Ну что ж за время такое жестокое, когда мальчишку вот так, штыками?!
Митволь запрыгнул в лодку, и его подручный с силой оттолкнул плавательное средство. Сейчас предстоит неблизкая дорога в Ревель, где уже дожидается своих пассажиров фрегат, что повезет исполнителей многоуровневого плана далеко в Америку основывать новое поселение в краях, о которых еще никому не известно, но названных по какой-то причине Орегоном. Митволь станет там начальником безопасности и начнет новую жизнь. Иван Кириллович был благодарен такому шансу, так как прекрасно понимал, что после осуществления подобной операции, свидетелей в живых не остается.
Как еще объяснить своей ненаглядной ладушке, что и ей нужно с ним ехать в дальние края? Она-то уже должна быть в Ревеле и ждать путешествия только лишь в Киль, а оно воно как.
*………*………*
Дорога Петербург-Петергоф
11 июня 1751 года. 18.00
Петр Иванович Шувалов, всесильный «серый кардинал», ехал поддержать императрицу, чтобы еще больше убедить ее в своей преданности. В такие минуты он обязан быть рядом, проявляя особое рвение служить и, если надо, сложить голову за государыню.
Примерно полтора часа назад в городе стали твориться непонятные вещи. Где-то были слышны выстрелы, крики людей. Еще было достаточно рано для чрезмерного пития, но на улицах Петербурга уже ходили толпы пьяных людей. Не знал Петр Иванович, что такие спектакли
У страха глаза велики? Но не у Петра Ивановича! Он, как опытный придворный сановник, просто хотел еще раз выгадать себе изъявление милости государыни. Конечно, всех пьяных и дебоширов в скором времени угомонят, Петр Шувалов в этом не сомневался, но Елизавета так боится всякого рода бунтов, что будет чрезмерно благодарна тем, кто в этот момент находится рядом. А Петр Иванович всегда знал, что именно попросить у государыни в подобные моменты.
Уже на подъезде в Петергоф, в четырех верстах от него, стали происходить непонятные вещи…
Все подходы к летней императорской резиденции уже контролировались казаками наследника, с которыми были и люди Шешковского. Но дорогу, что вела к Петергофу от Петербурга отслеживала специальная группа.
Взять Шувалова живым стало действительно нетривиальной задачей. Он имел при себе охрану, и был момент, когда чуть не вырвался из западни. Если бы задача стояла только убить, то не полегло бы пять отличных молодых казачат. Да и выбор оружия был ограничен, что стало еще одной причиной действительно немалых потерь. Чтобы не было выстрелов, использовали арбалеты.
Быстро сняли четверых всадников, что шли впереди выезда, но достать еще четверых быстро не удалось. Все же прозвучал один выстрел, и Никита Рябой поморщился. Он взял с собой на очень ответственное дело самых лучших из своих трех сотен, но и они не справились. Началась рубка и одному из сопровождения Петра Ивановича Шувалова почти удалось сбежать, однако казаки загнали беглеца и угомонили, притом одного человека Рябого серьезно подранили.
Шувалов сильного сопротивления оказать был не способен, поэтому его аккуратно, как учили, ударили по шее, потом влили лошадиную дозу снотворного, составленного на основе дурмана.
— Быстро все прибрать! Найти пулю, зачистить кровь, замести следы! — командовал Рябой.
В бане, что была приписана к ресторации «Элит», Петра Шувалова уже дожидалась под пристальным присмотром двух человек «Елена Троянская». Так Шувалов называл свою новую любовницу Елену Матецкую — провинциальную дворянку из ранее обедневшего рода, который сейчас владел двумя немалыми деревнями. Благодетель, за только ему известное, даровал семье своей зазнобы целое богатство. Думал при расставании, а оно неминуемо, подарить еще что-нибудь. Так он чаще всего и поступал, чтобы очистить свою совесть и быстро заполучить новую пассию, готовую за богатство на многое.
Пухленькая, пышногрудая девица так же, как и ее благодетель, была опоена настойкой на основе дурмана, а для верности ей влили еще не менее полулитра виски. Это не убило девушку, она тихо и мирно спала на протяжении всей дороги от ее небольшого, но добротного дома до бани в ресторации.
Баня имела такое расположение, чтобы не было видно, ни кто туда приходит, ни кто выходит. Попариться в баньке с дамой было достаточно востребованной услугой. Не всегда можно было тех девиц, что скрашивали одиночество мужчин в бане, назвать «дамами», но это было личное дело каждого и каждой, насилия не было, а остальное…